Подполковник НКВД Рынский Марк Григорьевич
НАШ ДЕД... "ДЯДЯ МАРК"
Дядя Марк… Именно так я его почему-то величал, вопреки внутрисемейной иерархии, в соответствии с которой он фактически приходился мне дедом. Но сложилось именно так и никак иначе. Вероятно, потому, что дядя Марк всего лишь ненамного – каких-то пару-тройку лет – был старше моего отца.
Этого строгого, сурового человека побаивались многие. А уважали, пожалуй, все, кто его знал.
Был он немногословен, но выражался предельно ясно.
В послевоенные годы жил в самом центре азербайджанской столицы, в прекрасной четырехкомнатной, с камином, но без каких-либо излишеств и роскоши, квартире, которую еще в начале сороковых получил по личному распоряжению Первого секретаря ЦК Компартии Азербайджана Багирова. За исключением служебных машин, престижного и вообще личного транспорта никогда не имел.
Была у него не ахти какая, но загородная служебная дача в поселке Мардакяны с небольшим глинобитным домиком да десятком-другим деревьев.
…А еще, гордость семьи – именной наградной пистолет «ТТ» с памятной гравировкой на корпусе, полученный им перед войной (после смерти дяди Марка в 1987 году его сын – Григорий Маркович эту награду сдал в соответствующие органы, взамен чего получил официально подтверждающий сей факт документ).
В прихожке долгие годы после увольнения в запас висела форма подполковника НКВД… Ну, не выслужился, не заслужил – подумает кто-то со стороны. Бывает.
Вот, пожалуй, и все, что знали об этом человеке, о его фронтовой биографии, и мы – его непосредственно родные и близкие…
Вспять «колесо истории» стало раскручиваться лишь спустя шестьдесят лет после окончания Великой Отечественной войны.
В 2005 году моя двоюродная сестра Рынская Галина Олеговна (сегодня – один из лучших в Москве переводчиков и преподавателей английского языка) оформляла визу в США, куда ее пригласили для участия в работе Международной конференции, в память жертв холокоста.
Каково же было ее удивление, когда на одном из стендов, посвященном героям Второй мировой войны, она увидела фотографию… деда – дяди Марка. Но здесь ей пролить хоть какой-то свет на неожиданно открывшийся факт, естественно, никто не смог.
Чуть позже, когда в процессе поиска подробностей фронтовых заслуг подполковника Рынского Марка Григорьевича сестру пригласили в соответствующие органы, Галина Олеговна услышала там устное подтверждение того, что дед действительно был удостоен этого высокого звания. Как следовало из сказанного проводившим с ней беседу сотрудником – Марк Григорьевич Рынский был направлен в первопрестольную для организации эвакуации из Москвы Сталина и других членов Правительства СССР. Но Иосиф Виссарионович, как известно, сразу же и категорически отверг даже саму мысль о том, что столица может быть сдана гитлеровцам. И поставленная изначально задача была переориентирована на организацию надежной охраны Председателя ГКО и его окружения, пресечения попыток диверсий, проникновения шпионов, проявлений паники, провокаций и прочих дестабилизирующих обстановку факторов.
К сожалению, сказали, большего пока сообщить не могут, поскольку со всей операции еще не снят гриф «Секретно». Но пообещали информировать по мере рассекречивания тех или иных документов.
А сам дед особливо «рассказуемостью» не страдал. Оно и понятно – НКВД есть НКВД. «Язык развязать» могли кому угодно, свой же держали на таком «коротком поводке», что домашние только и знали, что видели своими глазами… Собственно говоря, и самих домашних он воспитал в том же духе.
…Небольшое отступление в область наших родственных отношений, чтобы было понятно, почему выше я написал «фактически являлся мне дедом».
Мать моя – Божко Римма Яковлевна в 11 лет потеряв свою мать – Полицеймако Анну Потаповну, осталась сиротой с 7-летним братом Вячеславом на руках. Так как отец, по некоторым данным, пропал без вести, что в те времена было далеко не единичным случаем.
Трудно сказать, выжили бы дети в то суровое время или нет. Но их сразу же забрала к себе прекрасной души человек, родная тетушка покойной матери – Рынская Галина Антоновна, находившаяся в замужестве за офицером НКВД Марком Григорьевичем Рынским. Последние на «семейном совете» постановили единогласно – «удочерить-усыновить». Так в семье Рынских детский «контингент» резко удвоился.
Прожила в этой семье моя мать до самого замужества в 1950-м. Но и потом дом Рынских так для нас и остался практически навсегда почти родным. Можно было приехать в любое время и остаться с ночевкой. Бывало – доводилось «погостевать» и недельку-другую, а то и съездить на дачку…
А дед с бабкой так и остались для меня на все последующие времена – «дядя Марк» и «тетя Галя».
Это так, чтобы вкратце объяснить хитросплетения наших родственных уз…
Так вот, дед до конца своей жизни, несмотря на уход в отставку, продолжал быть офицером НКВД, обученным не распространять служебную информацию. И лишь в самом конце жизненного пути позволил себе чуточку «расслабиться». Чувствуя, наверное, что ресурсы организма уже на исходе, рассказал внучке от старшего сына – Галине и семье своего младшего сына – Григория (моего дорогого дяди Гриши) о некоторых страницах своей фронтовой и чекистской биографии.
К сожалению, супруга Марка Григорьевича и его старший сын, которые, наверняка, знали гораздо больше о дяде Марке, ушли в мир иной еще в 1970-е.
Поэтому, берясь за перо, пришлось довольствоваться только тем, что видели и узнали в последнее десятилетие дядя Гриша и сестра Галя.
…Не по годам крепенького на вид подростка Марка, 1913 года рождения, с юных лет привлекала романтика чекистской работы. Нет, скорее даже, не привлекала – он жил ею, бредил ею. Но в органы тогда брали лишь с 18 лет, да и, к тому же, работавших на производстве. С последним у парня проблем не было, а вот что касалось возраста…
Впрочем, он, наверное, никогда не служил бы в НКВД и никогда не оказывался в ситуациях (тем более, не выходил бы из них), в которые ему довелось впоследствии попадать в разные периоды своего «хождения под погонами», если бы не природная смекалка плюс… решающее многие проблемы везение.
Во время выписки Марку документов паспортисты случайно ошиблись и вместо положенной даты рождения «1914» записали – «1911», чем и прибавили юноше возраста годка эдак на три. Похоже, сама судьба помогала молодому человеку найти и проявить себя на желанном поприще служению Отечеству. Уже вскоре он все-таки поступил на службу в Народный Комиссариат Внутренних Дел СССР. Где и как обучался молодой сотрудник органов осталось (и, видимо, навсегда) за рамками нашей информированности. Но, похоже, становление деда на выбранной им стезе проходило весьма успешно. Иначе его вряд ли забросили бы на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии в 1939-м. Забросили со спецзаданием – изучить настроения народных масс в этих регионах в свете планировавшегося их включения в состав Советского Союза. Откуда, в преддверии финской кампании подающего большие надежды оперативника перебрасывают уже в Финляндию, где ему на нелегальном положении в период Советско-Финской войны довелось поработать вместе с молодым тогда еще Юрием Владимировичем Андроповым.
…Начало Великой Отечественной дед с семьей и тещей застал в Днепропетровске, где он возглавлял определенные структуры своего ведомства. В это же время секретарем Днепропетровского обкома партии был будущий генсек Леонид Ильич Брежнев, с которым они тогда квартировали в одном доме.
Надвигающаяся оккупация города немецкой военной машиной поставила перед населением вопрос – эвакуироваться ли вглубь страны или оставаться на родной земле, несмотря ни на что? Большая часть жителей города предпочла первое. В этой обстановке ряду должностных лиц, включая и двух вышеназванных соседей, из Центра была поставлена задача – остаться в Днепропетровске для организации советского подполья. Члены опергруппы прекрасно понимали, начни они сейчас первыми эвакуировать свои семьи – поднимется переполох, неразбериха, что затруднит процесс переброски людей из прифронтового города. Понимая, вместе с тем, какой опасности они подвергают своих близких, решено было свои семьи отправить в самую последнюю очередь.
Когда гитлеровцы вошли в Днепропетровск, медлить уже было нельзя. Колонна из нескольких «Эмок» («Эмка» – советский легковой автомобиль ГАЗ М-1, что означало «Молотовский первый», в честь председателя Совнаркома В. М. Молотова, имя которого в те годы носил Горьковский автозавод) начала эвакуацию семей остававшихся в городе организаторов подполья.
Посадив в замыкавшую колонну «Эмку» свою большую семью (а шесть человек в кабинке этой легковушки, помимо водителя, это не больше и не меньше – «как сельди в бочке»), Марк с Леонидом облили свои квартиры бензином и подожгли. Так делали многие из покидавших город, чтобы оккупантам не достались благоустроенные квартиры.
С этого момента и до 1943 года дед свою семью не видел…
Лейтенант М. Г. Рынский (вверху) с женой – Галиной Антоновной и боевыми друзьями. Пятигорск, 8..34 г.
Тем временем «Эмки» с семьями прорывались из города буквально с немецкими мотоциклистами «на хвосте». Едва колонна достигла середины моста через Днепр, как на него уже стали въезжать преследователи, словно чувствовавшие, что от них уходит «крупная рыба».
По кузовам машин зачиркали вражеские пули. Но детей в последней машине больше волновало не это, а судьба преданной овчарки Альфы, которая, не поместившись в машине, бежала за ней вслед от самого дома, в надежде, что и ей удастся уйти от чужаков. Но, увы…
А с другого берега отчаянно махали руками наши саперы, заминировавшие мост и державшие руку на замыкателе, в полной готовности выполнить поставленную задачу по подрыву моста, как только колонна минует последний пролет.
Поняв замысел наших минеров, гитлеровцы лихорадочно засуетились, пытаясь развернуться и дать задний ход. Но было уже поздно. Колонна с эвакуируемыми съехала с моста, что и послужило командой на подрыв. Мост вместе с мотоциклистами и, что самое грустное – с любимой овчаркой Альфой, взлетел на воздух…
Но Марк обо всем этом и о том, что семья его была эвакуирована вначале в Семипалатинск, а затем – Джульфу, узнал только в 1942-м.
…Выполнив все задачи по организации советского подполья в Днепропетровске и его окрестностях, опергруппа оказалась в глубоком тылу противника. С каждым днем нарастала угроза раскрытия. Ситуация, на первый взгляд, казалась безвыходной.
Леонид Ильич, достав свой пистолет, обратился к членам группы с партийным призывом:
- Коммунисты в плен не сдаются, - и приложив его к виску, сказал: - Прошу, в случае необходимости, всех следовать моему примеру…
- Это мы всегда успеем сделать, - остановил его Марк Григорьевич, уже имевший к этому времени некоторый опыт «работы» на нелегальном положении. – А пока давайте подумаем, как нам прорываться к своим.
До мелочей продумав эту, казалось бы, безумную операцию, опергруппа пошла на прорыв, устремляясь к всеудаляющейся линии фронта – к своим.
Гитлеровцы, уже несколько дней чувствовавшие здесь себя полными хозяевами, не ожидали такого проявления откровенного «неуважения» к новой власти и в растерянности не смогли оперативно организовать нейтрализацию невесть откуда взявшихся «диверсантов». Это и позволило опергруппе в кратчайшие сроки достичь передовой. К этому времени противник уже «пришел в себя» и начал активное преследование «возмутителей спокойствия». Словом, при переходе линии фронта пришлось отстреливаться фактически с двух сторон.
С трудом, но все же удалось прорваться к своим. И, что самое главное – практически без потерь. Практически – это не считая простреленной дедовской ноги, на некоторое время уложившей его на госпитальную койку в Москве…
…Я помню эту рану. Лиловая, в форме солнечного диска с разбегающимися в разные стороны «лучиками», она сразу же была занесена в мой арсенал «детских преимуществ», которыми мы, рожденные после войны, гордились и хвастались перед школьными и дворовыми друзьями, как своими личными заслугами в победе над фашизмом.
- Моему деду немцы ногу прострелили. А отец – в танке горел, у него обожжены ноги и спина, - задрав нос, выдавал я «коллегам» по улице о своем вкладе в Великую Перемогу.
- А моему отцу на фронте руку оторвало, - перебивая меня, «хвасталась» Алеся из дома напротив, - но мама говорит, что он одной рукой может сделать столько, что другие и двумя не сделают. Вот!
- А у моего…
…Раненная дедовская нога и его искореженный войной позвоночник лучше любой метеостанции выдавали прогноз погоды. И тогда он просил помассажировать их ему. Однажды и я тоже напросился произвести сии «процедуры». С тех пор дядя Марк доверял этот «обряд» только мне. И как только мы с отцом и матерью наведывались к Рынским, первым делом я разминал лиловое «солнышко», а потом, сняв ботинки, «разгуливал» по дедовской спине под непрекращающийся хруст упорядочивавшихся позвонков и удовлетворенное «ух-ах-оханье» дяди Марка.
- У него хорошие ручонки, - говорил он моим родителям. – Я уже – бодрячком!..
…С началом обороны Москвы Марк Григорьевич получил то ответственное назначение, о котором уже говорилось выше. Как он выполнял поставленные перед ним задачи – остается лишь гадать. Наверное, это станет известно только с полным рассекречиванием документов по этой эпопее, о котором говорили сестре в органах. Дай Бог, чтобы это было на нашем веку!
Но достоверный факт – дед был одним из двух десятков должностных лиц, которым Председателем ГКО было предоставлено право без суда и следствия на месте расстреливать шпионов, дезертиров, провокаторов и паникеров. Справка-мандат об этом долгое время хранилась в семье Рынских. Да и то, что за первые три года войны дед продвинулся по служебной лестнице от лейтенанта до подполковника – тоже факт довольно красноречивый.
Впрочем…
В ноябре-декабре 2013-го центральное телевидение демонстрировало многосерийную киноленту «Убить Сталина». Уже на середине ее показа раздались телефонные звонки от сестры Гали – из Москвы и дяди Гриши – из Кёльна, куда он, будучи к тому времени профессором, переехал жить из первопрестольной.
- Ну, что? Узнал деда? – чуть ли не в один голос вопрошали они.
К этому времени я уже вкратце был наслышан о фронтовых «проделках» «дяди Марка». И, в принципе, сам уловил аналогию мелькавших на экране событий с тем, что узнал ранее от сестры и дядьки. Но вслух сказать об этом не решался никому. Кроме своей супруги…
В конце 1943 – начале 1944 гг. Марка Григорьевича, как опытнейшего оперативного работника, перебрасывают в Чечено-Ингушетию, где в связи с известными событиями по депортации местного населения сложилась крайне сложная обстановка. Успевшие уйти в горы и леса безжалостно мстили за это центральной власти. Появляться где-либо без охраны, а тем более, ночью было смертельно опасно.
Но дед сумел поставить работу так, что его очень уважали и чеченцы, и ингуши, и… руководство ведомства. Он мог совершенно спокойно на легковом служебном автомобиле заехать в любую точку этого неспокойного края, порой даже и с семьей, и в ночное время. Его всегда и везде встречали приветливо. Если было необходимо, организовывали сопровождение на опасных участках маршрута, а порой и вовсе заставляли заночевать в том или ином ауле. Об этом ярче всяких слов свидетельствовали четыре кинжала кавказской работы, которые были преподнесены дяде Марку и трем его сыновьям – традиционно горское проявление безграничного уважения к человеку. Это холодное оружие, а вместе с ним и трофейные «Маузер» с маленьким карманным «Браунингом» сразу после окончания Великой Отечественной дед сдал в установленном порядке.
Последние десять лет жизни дед посвятил здоровью и воспитанию своего единственного внука-наследника рода Рынских – Антона, которого его родители назвали так в честь прадеда – Антона Васильевича, погибшего в боях за Родину на фронтах Первой Мировой войны.
…Как-то в одной из компаний, уже после смерти деда, к его сыну Григорию подошел отставной полковник Багиров. По-военному представился. Спросил: «А отец ничего не рассказывал о наших с ним фронтовых делах? Мы ведь с ним неоднократно забрасывались на оккупированные немцами территории для выполнения спецзаданий».
Чуть раньше аналогичная ситуация сложилась и во время похорон деда. У отцовской могилы Григория Марковича взял под руку пожилой представительный мужчина и назвался полковником Мюслим-Заде, председателем Совета ветеранов-чекистов Азербайджана, и сказал, что они с его отцом – боевые друзья и поэтому его сын, если понадобится, всегда может обращаться к нему за помощью по любому вопросу.
И таких ветеранских признаний доводилось слышать не раз.
Имеется также косвенная информация о том, что довелось Марку Григорьевичу побывать и в Иране, во время работы конференции «Тегеран-43».
Документальные данные об этих периодах дедовской военной биографии, к сожалению, не сохранились. Но известно, что вечером 7 ноября 1941 года, после парада на Красной площади, он был в московском ресторане «Савой» на банкете, который традиционно каждый год устраивал сам Сталин.
А в начале 1950-х, во время известной антисемитской кампании, прокатившейся по стране, деда из органов уволили, не дав даже получить звание полковника, к которому он был уже представлен.
Потом – восстановление в звании и последующая служба в системе МВД. А вскорости и… заслуженная пенсия, на которую он вынужден был уйти по состоянию здоровья.
И во время службы в Министерстве внутренних дел Марк Григорьевич пользовался огромным авторитетом и уважением. Повторил это специально, чтобы подчеркнуть – уважение это было не просто снисходительным почитанием молодыми сотрудниками министерства. Свидетелем неподдельной искренности такого отношения к отставному подполковнику Рынскому довелось быть самому. В 1970-м во время похорон высокого должностного лица МВД Азербайджана (уж и не припомню – самого министра или его заместителя) я, курсант-первогодок Бакинского высшего общевойскового командного училища, стоял в положенном в таких случаях оцеплении.
Вдруг в дверном проеме вырисовалась внушительная фигура деда. Я опешил. Хотел было, как всегда, броситься в объятия. Но не успел. Дядя Марк ткнул меня в живот: «А ну-ка, ремень подтяни! И подбородочек – выше! Не на именинах ведь». Пока я приходил в себя, деда окружила целая толпа старших офицеров республиканского ведомства и, подхватив его под руки, с почетом проводила в зал к телу усопшего, с которым, как оказалось, у дяди Марка была давняя, еще с опаленных войной лет дружба.
Удивленные однокурсники, стоявшие рядом, засыпали вопросами:
- Он что, тебя знает? Откуда? А кто это вообще?..
- Это.., - приходя потихонечку в норму, пролепетал я, - Это наш… дед – «ДЯДЯ МАРК»…
Автор этих строк (на капоте служебного «Виллиса») «сдается в руки» подполковника НКВД Рынского М. Г. 1952 г.
В. Разин.
Следующая страница Комиссаров Н.К.
