ПАЛЫЧ

или "стрелы" на Аддис-Абебу рисовал я!

 

                                    

       В первой половине 1970-х Сомалийская Демократическая Республика (СДР) или, попросту говоря, Сомали в мировом пасьянсе («за нас» и «про­тив нас») считалась «порозовевшим» государством третьего мира. Что, в принципе, означало – эта страна Африканского Рога шагает почти что в ногу с соцлагерем, а следовательно и с нами. Ну, словом, проводит просо­ветскую политику во взглядах на те или иные мировые проблемы. А отсю­да, соответственно, и наше отношение к сомалийским «братьям». Миллионные-миллиардные вливания в экономику этой страны, помощь по всем каналам – только бы наши далекие «родственники» удерживались на рель­сах соцориентации и из кочевого скотоводства побыстрее шагнули в «светлое будущее». Наши инженеры – на их стройках, их студенты и кур­санты – в наших вузах и т.д., и т.п…

Короче, все, как всегда.

Но так уж сложилась история нашего государства, что в «родствен­ники», как правило, набиваются лишь те, кто остро нуждается в помощи. А стоит кому-то поманить более лакомым кусочком, как недавняя «родня» мгновенно меняет окраску и пересаживается в другие сани. Причем, так бывало не только в советское, но и во все другие времена.

Вот такая хамелеоновская «пересадка» на полном ходу мировой ис­тории и произошла у СДР в 1977 г., когда она развязала военные действия против Социалистической Эфиопии – страны, тоже придерживающейся социалистической ориентации, и тоже состоящей во внешнеполитическом «родстве» с Советским Союзом.

Все верно. Речь пойдет о том самом сомалийско-эфиопском кон­фликте почти сорокалетней давности, который резко изменил наши приорите­ты в «африканорожском регионе». Нет, конечно, не о политической подо­плеке той давней войны, и не об исторической хронологии развития собы­тий тех лет. Просто мне в свое время посчастливилось быть знакомым с человеком, который, оказавшись в самом пекле происходящего, на себе и на своей семье испытал последствия политической переокраски слабораз­витых стран. Причем, практически на самом верху должностной пирами­ды.

Палыч...

Сергей Павлович Семин (имя и фамилия изменены авто­ром). В 1981 – 85 гг. он преподавал нам тактику в тогда еще Военно­-политической академии имени В.И. Ленина. С виду простой русский му­жик, обычный полковник, каких большинство среди преподавателей этой военной дисциплины. Как поначалу казалось – один из множества неудач­ников, у кого не заладилось по командно-строевой линии, отчего и подался в педаго­ги. И только более близкое знакомство с ним открывало для нас человека далеко не ординарного, натуру богатую и многогранную, профессионала высо­чайшего уровня.

Мы любили и уважали Палыча. И не только за простоту общения с нами. Этого сполна хватало и от других преподавателей. Тут было что-то другое. Скорее всего – значимость жизни, прожитой этим необычным че­ловеком до «тихой заводи» академических аудиторий.

Последний «порт приписки» служебного корабля полковника Семи­на до «ухода» на кафедру и была та самая СДР, где Палычу довелось быть первым заместителем главного военного советника при министре обороны страны.

 

Встреча Главкома Сомали на советском десантном корабле, 1977 г.

 

Семина закрепили за одним из сомалийских бригадных генералов, которому ему было предписано сполна передавать секреты «науки побеж­дать». Последний был не просто способным учеником. Сомалиец прекрасно и охотно говорил по-русски, умел честно дружить. Словом, во всем чувст­вовалась наша школа воспитания.  

К сожалению, дружбе этой была уготована очень короткая жизнь. Развернувшемуся на 180° политическому флюгеру сомалийского руково­дства потребовались новые люди. С обостренным антисоветским настро­ем. Соответственно «старые кадры» убирались без особых церемоний.

Простых и неопасных просто увольняли или сажали в тюрьмы, умных, а тем паче, высокопоставленных надежней было устранять физически. Что и делали.

Бригадного генерала, подопечного Сергея Павловича, в тот ставший для Семина новой точкой отсчета в его сомалийской эпопее день вызвали в президентский дворец как-то непланово. И не в установленном порядке. А это по местным меркам было фактом из ряда вон... Обычно об аудиенции у главы государства предупреждали заблаговременно. Более того, тща­тельно готовили человека к этой встрече, всячески проверяли... А тут – так сразу. Срочно. Ничего с собой не брать. И вертолет уже под окнами. Как говорят, «под парами»...

Генерал, мгновение помедлив, вздохнул и, бегло взглянув на Палы­ча, тяжелой походкой направился к выходу. Семин на всю жизнь запомнил эти остекленевшие глаза. Все всё понимали, но остановить колесо истории никто не мог.

Сергей Павлович сделал последнее, что от него зависело в этой си­туации – рванулся было к «вертушке», чтобы полететь со своим подопеч­ным, но посыльный старший офицер преградил ему путь.

 – Генерала вызывают одного, – безапелляционным тоном объявил он. — Вы должны остаться.

 Сергей Павлович, почувствовавший, что видит своего сомалийского друга в последний раз, попытался возразить:

 – Да, но мне моими обязанностями предписано сопровождать его везде и всюду!

Сожалею, но это – приказ, – холодно отрезал посыльный и, вы­держав небольшую паузу, добавил: – приказ... президента...       Всем стало ясно – спорить бесполезно.

Уже исчезая в утробе воздушной машины, генерал в последний раз обернулся и как-то неуклюже махнул рукой: то ли – «иди и успокойся», то ли – «прощай».

Вертолет, миксеруя лопастями воздух, все удалялся и удалялся от земли, а на курс так и не «ложился». Но даже на такой высоте взрыв про­звучал мощно. Судя по его силе, останки находившихся внутри можно бы­ло не искать.

Некролог, напечатанный в местной прессе на следующий день, был предельно лаконичен – так, мол, и так, «при исполнении служебных обя­занностей… трагически погиб»... И все. Никто даже не утруждал себя каки­ми бы то ни было объяснениями и расследованиями причин «катастрофы».

Свежеиспеченный подопечный Палыча нарисовался сразу же, словно за дверью стоял и ждал когда освободится вакансия. По всему чувствовалось, что грубо отработанный сценарий, вместе с тем, неумолимо корректировал действительность.

Семину не пришлось долго раздумывать над тем, как вести себя со «сменщиком» своего покойного друга. Тот с первых же минут знакомства взял инициативу в свои руки и на чистейшем русском «расставил» своему советнику «все точки над “i,,»:

– Это - последние слова, которые я говорю на вашем языке. Впредь будем общаться исключительно через переводчика. Являться ко мне толь­ко по вызову.

Все менялось очень быстро. Обещанных генералом «вызовов» прак­тически не было. И, как гриб после дождя, нарастала неприкрытая враж­дебность к советским военспецам, которая в буквальном смысле витала в воздухе.

... В самый разгар антиэфиопской истерии, еще накануне вторжения, в Могадишо на военном самолете неожиданно прилетел Фидель Кастро. Быстро собрался импровизированный митинг. Похоже, новые сомалийские лидеры втайне надеялись на поддержку Острова Свободы в предстоящем конфликте с Эфиопией. Но, увы...

 Выступая, команданте не просто не скрывал своих симпатий к эфи­опскому народу, но и в довольно резкой форме дал понять – ежели что, Куба своих эфиопских братьев в беде не оставит. Надо отдать должное природной отваге и смелости Фиделя – заявить такое, находясь в самом сердце чужой и с этой минуты ставшей враждебной страны!

Соответствующей была и реакция участников этого митинга ожи­давших услышать, что называется, «за здравие», а услышавших – «за упо­кой». Вмиг превратившись во взбешенную толпу, они с угрожающим ре­вом стали предпринимать попытки прорваться к кубинскому лидеру.

Чтобы оградить Кастро от возможных терактов, группа сопровож­дающих его вооруженных кубинцев мгновенно окружила своего кумира живой стеной. Без дополнительных лозунгов и призывов к ним присоеди­нились наши военспецы вместе с Сергеем Павловичем. Так, в тесном кольце верных друзей команданте и проследовал к своему самолету.

Напоследок, перед исчезновением в салоне, Фидель в традиционном испанском жесте выбросил вперед и вверх плотно сжатый кулак и сказал что-то трудно переводимое по поводу того, что он думает насчет склады­вающейся на Африканском Роге ситуации.

Одно было ясно и однозначно – эфиопы могут полностью рассчиты­вать на всестороннюю помощь кубинцев. Так и получилось. С началом вооруженного конфликта кубинская авиация, поднявшись с территории Эфиопии, бомбила сомалийские самолеты прямо на аэродромах, что впо­следствии серьезно сказалось на ходе развернувшихся затем событий.

Но это было чуть позже. А пока Сергей Павлович маялся от профес­сионального безделия – ну, не привык он, боевой офицер, получать деньги за «протирание штанов».

... Спустя некоторое время, сомалиец, наконец, «призвал» к себе сво­его советника. Но не совета попросил, а в приказном порядке потребовал такое!.. Генерал изложил Семину тактически замысел и поставил задачу нанести на карту соответствующую обстановку.

– ...А направление наступление и главный удар, – корявый шоко­ладно-розовый палец сомалийца как штыком кольнул в столицу соседней Эфиопии, — вот сюда.

Понимая всю щекотливость складывающейся ситуации, Сергей Пав­лович все-таки сумел скрыть свое волнение и довольно сдержанно возра­зил:

– Да, но это дружественное Советскому Союзу государство. И по всем канонам...

– Моя страна вам платим, – резко перебил генерал. — И «по всем кано­нам», пока мы платим, Вы будете делать то, что мы считаем нужным. К тому же, как Вы знаете, у нас договор. Будьте добры выполнять его усло­вия и рисуйте Ваши «стрелы» так, как я  сказал...

Однако вспышка гнева была секундной и, мгновения спустя, сомали­ец, взяв себя в руки и обнажив белоснежные зубы в некоем подобии улыб­ки, уже спокойным тоном добавил:

– ...Тем более, что это – обычные командно-штабные учения, с обычными учебно-боевыми задачами.

Но даже беглого профессионального взгляда на «учебно-боевые» до­кументы Семину было достаточно, чтобы уяснить для себя главное – с та­ким привлечением сил и средств и вывозом возимого имущества учений не бывает. Даже крупномасштаб­ных.

 Это была война!

 – Я должен доложить об этом главному военному советнику. Без его ведома,.. — Палыч не успел договорить.

Генерал в очередной раз бесцеремонно прервал Семина:

Пожалуйста. Это – Ваше право.

...Главный только руками развел:

– Мы с Вами не в силах изменить ход событий. У нас – договор, в соответствии с которым мы обязаны выполнять их требования. Делайте, что говорят.

– Да, но…

–  Никаких «но». Всю ответственность за происходящее я беру на себя.

..Уже вскоре, разработанная Семиным по всем правилам военного искусства «учебно-боевая» операция покатила основные силы сомалий­ских войск к эфиопской границе. Перед самым ее пересечением сомалиец, в очередной раз оскалившись, лаконично спросил:

– С нами? Или...

Прекрасно понимая, что тем самым нарушает договорные обязатель­ства, Палыч все-таки выбрал второе.

– С этой минуты мы Вам больше не платим. Можете возвращаться и собираться домой, – грубо и безразлично завершил недолгое знакомство со своим наставником генерал и демонстративно повернулся к Семину спиной, давая понять, что теперь они окончательно по разные стороны баррикад.

Последнее, впрочем, от решения Семина, не зависело никак. Смена «климата» в сомалийско-советских отношениях была уже фактом очевид­ным. Со всеми, как говорят в таких случаях, вытекающими. Это «выте­кающее» Палыч почувствовал сразу же, как только вернулся в городок, где размещался советский военный персонал со своими семьями. Уже одно то, что он был оцеплен по всему периметру, говорило о его осадном положе­нии. А осада есть осада. И при ней – ни намека на элементарную человечность. Сомалий­ские «друзья» уже поспешили отключить электричество, воду, газ, теле­фонную связь, прекратили поставки продовольствия. И, как традиционная «благодарность» за бескорыстную помощь – бесчинствующие толпы, кур­сирующие вокруг с антисоветскими лозунгами. В городок летели камни, палки, бутылки с зажигательной смесью в сопровождении отборной руга­ни на родном и ломаном русском языках. Для полного «букета» не хватало лишь физического насилия. Пока.

Несколько недель существования в таких нечеловеческих условиях показались кромешным адом. Но то, что происходило потом, заставило подумать как в том анекдоте – «а белая полоса была-то вчера».

...Прощание с недавно еще дружественной страной было одновре­менно и радостным, и тягостным. Радовало, в первую очередь, то, что, наконец-то, стал виден конец полосы унижений и получено добро на отправ­ку наших советников и членов их семей в Союз. А омрачалось это доле­тавшими рассказами очевидцев о бесчинствах сомалийской таможенной службы аэропорта по отношению к отбывающим семьям советских воен­ных советников. Вспарывались обшивки чемоданов и обложек книг, под­кладки на одежде и подошвы на обуви, демонстративно приводилось в не­годность все мало-мальски стоящее. В поисках мифических наркотиков, валюты и прочей контрабанды ретивые исполнители додумались до самых унизительных процедур и безнравственных проверок. Для этих «целей» были оборудованы специальные комнаты, где женщин раздевали и с при­страстием обыскивали на предмет наличия «контейнеров» в самых непри­личных и интимных местах.

Семин с супругой, стоя в очереди для таможенного досмотра, с тре­вогой наблюдали за происходящим. Как вдруг Сергей Павлович узнал в одном из таможенников знакомого капитана, которому в свое время помог в сложной ситуации. Похоже, пришло время сомалийцу отплатить той же монетой. Не проявляя каких-либо дружественных эмоций, капитан что-то сказал на своем языке коллегам и резким криком, сопровождавшимся гру­бым движением руки – «ко мне!», подозвал к себе Палыча с женой. Завел в отдельную комнату, продержал в ней некоторое время, достаточное для досмотра с пристрастием, и со словами «я ничего не забыл» сопроводил благодарную пару до выхода из участка унизительных процедур.

...Чуть позже, в самолете, все уже воспринималось, как какой-то кошмарный сон, который постепенно уходил в прошлое, оставляя в душе лишь горечь обиды за то, как с ними поступили в этой стране, еще не­сколько недель назад считавшейся дружественной Советскому Союзу. По мере удаления от сомалийских кошмаров нарастало радостное ожидание встречи с родной землей, которую, как кто-то метко выразился, все готовы были целовать.

Сергей Павлович еще не знал, что там, дома, его ждут очередные ис­пытания...

После подобных загранкомандировок в те времена, как правило, шли на повышение, причем, на солидные должности. Вызов «наверх» для Па­лыча, по логике вещей, тоже должен был принести какую-то «белую поло­су» после широченной «черной». Но Семина «на ковер» пригласили от­нюдь не для этого.

Без излишних предисловий спросили строго:

– Кто рисовал «стрелы» на Аддис-Абебу?

– Я!

– А знаете ли Вы, полковник, что Вам за это полагается?..

– Я выполнял приказ!

– Чей?

– Главного советника.

– Какой? Устный или письменный?

Складывалась классическая армейская ситуация: приказы обычно отдаются в устном варианте, а в момент наступления ответственности за их выполнение в соответствующих инстанциях, словно не зная о сущест­вующих порядках, требуют документального подтверждения. Прекрасно это зная и понимая всю сложность сложившейся ситуации, Палыч не стал искать каких-то лазеек и сказал как было:

  – Устный.

  – А если главный откажется это признать? Вы понимаете, чем это чревато?..

Но к чести главного военного советника будет сказано, тот оказался человеком порядочным и отказываться от своих слов и действий не стал. Погоны снимать Семину не пришлось, но и своего бывшего начальника по сомалийской командировке Сергей Павлович в последующей служебной карьере больше не встречал.