…А, КЕМ БЫЛ ТЫ ВЧЕРА − ПРО ТО ДУМАТЬ ЗАБУДЬ
или О том, что народ, судя по всему, не случайно сложил поговорку «ФЕДОТ, ДА НЕ ТОТ!»
(Продолжение рассказа)
Для командования высшего эшелона и особо почетных гостей пограничники иногда организовывали тут целые рыбные шоу. Тогда открывали в «колючке» ворота, замкнутые, как правило, обычным небольшим гирьковым замком, и «уазик» начальника заставы подбрасывал уже на «нейтралке» рыбаков-фанатов к самому берегу водохранилища. Если рыбаки были опытные, погранцы давали им возможность самим надергать рыбы по желанию. Если же гости оказывались дилетантами, то под занавес рыбацкого дня погранцы заводили бреденек и тогда вода ближе к берегу закипала спинками аграмадных рыбин в немереном количестве. Кузов бортового ЗИЛа, во всяком случае, заполнялся полностью. Рыбакам-неумехам «с барского плеча» «отстегивалось» по три-пять самых солидных сазанов и сомов «на нос», а все остальное шло на солдатско-пограничную кухню и по домам самих пограничников.
Петрович бывал здесь частенько. Не далее как пятого дня, когда позвонили из Москвы и сообщили номер приказа, он тут с дивизионщиками солидно затарился метровыми сазанчиками, а под вечер, на дивизионном бассейне с комдивом и его замами устроил так называемый «вынос тела».
…Начальник заставы на другом конце провода как-то непривычно закряхтел, закашлялся:
— Кхм-кхм, видишь ли, Петрович, тут есть одна проблема. Ну поставь себя на мое место. Как пустить штатского человека за КСП? Представляешь, что будет со мной, случись непредвиденное…
— Сань, что-то я в толк не возьму. Ты это о чем? Какое непредвиденное? Сам же только что сказал, что я для тебя «все тот же подполковник».
— Для меня – да. Для прокурора, извини, мои эмоции к делу не пришьешь. А вдруг у тебя моча в голову екнет – захочешь порыбачить на противоположном берегу, где лучше клев?.. Словом, ты сегодня у нас «Федот, да не тот».
Петрович как в тумане слышал эти вроде бы стопроцентно «железобетонные» аргументы, о которых еще вчера ни он, ни Саня и подумать не могли. Только и сказал:
— Все, понял. Бывай.
Саня еще пытался перечислять набор извинительных шаблонов, а Петрович, пробубнив традиционное в таких случаях «да идешь ты!..», швырнул трубку на рысиные аппаратные «уши».
Серьезная рыбалка гавкнулась. Причем, надо понимать, навсегда. Пощипывая мочку уха и глядя в окно дежурки, бывший подполковник, некоторое время пытался справиться с комом в горле. После нескольких безуспешных попыток, наконец, удалось.
— Вот так, Петрович, бывает в жизни, – разумничался под руку помдеж Курков. — С глаз – долой, из сердца – вон. Философия называется.
— Ты б, Диоген, не ерничал, а лучше какие-нибудь колеса дал. На Узун-обу или Сирабское водохранилище подбросил. Если благородная рыбалка срывается, то хотя бы солитерных усачей да сазанчиков надергать.
— Я б с душой, Петрович, – в очередной раз соврал Курков, – да не велено сегодня машины из парка выпускать. Кстати, твой сменщик и запретил.
— Да я так, для проформы спросил. Знал, что, один хрен, не дашь, – Петрович, мгновение помедлив, добавил уже другим тоном: — А тебе совет, Курков.
— Какой?
— Ты мне больше не «тычь», я тебе не Иван Кузьмич и телят с тобой не пас. Во-первых, постарше буду как-никак. Во-вторых, не я тебе, а ты мне по гроб обязан будешь – сам знаешь за что. Ну, и… чеши пузо, прапор.
— Петрович, – завопил вослед помдеж, – ты, что ж, обиделся что ль. Ты… Вы… Товарищ подполковник, я ж так, по-свойски. Хотел как лучше…
— Даже так? Ну, считай, что у тебя получилось.
Военный пенсионер, выстроив вполголоса сложную пирамиду популярных идиоматических словосочетаний, стал рассекать грудью воздух в направлении своего дома. «Да пошли вы все.., – думал он. — На меня болт забили, и я, «услышав лай караульной собаки, отвечу тем же». Лучше завалюсь на диван, телек посмотрю».
Но «телек» посмотреть тоже не удалось. В те времена здесь и было то полторы программы всего. На одном канале передачи велись на местном языке, процентов на 60–90. На другом, пускали первую всесоюзную. Но тут то и дело случалась профилактика, особенно днем. И сейчас Петровичу «подфартило» – голубой экран «украшали» круги, полосы и цифры стандартной проверочной таблицы.
«Ну, как специально, – в очередной раз психанул Петрович, – как договорились – все мне в пику».
Тут позвонили в дверь. Сосед Володя, штабной начфин, как обычно, ввалился сияющий словно надраенная асидолом дембельская пряжка:
— Старина, ты чего тут киснешь? На дворе такая погода. Собирайся. Там школьный автобус детишек везет на дивизионный бассейн. Бери удочку, плотвы надергаешь для моего котяры.
— Да, вот, разве что и осталось, – вздохнул Петрович.
На бассейне размером где-то двадцать – на сорок (в смысле метров), водилось с десяток водяных черепашек и немерено мелких плотвичек, которых детвора с удовольствием дергала на самодельные удочки из мутной водички и в нее же сразу отпускала.
Ехать туда седому подполковнику с новой трехколенкой было по меньшей мере несолидно. И возрастной категорией, мягко говоря, не вписывался в окружающий контингент, да и столь крутая (по тем временам) рыболовецкая снасть будет смотреться на бассейне смешно. Но, все лучше, чем ничего. Дома-то – скукота…
Володя до рыболовного дела был не охоч. Ему бы побултыхаться, да пузо на солнышке поджарить. Поэтому Кузьмич в «гордом одиночестве» «водрузил» себя на дальнем углу бассейна, где «лягушатник» был не так активен, поплевал на червячка, гармошкой «оседлавшего» крючок, да и закинул снасть так, чтобы детвору не постигла рыбья участь.
Но шапочка, сложенная из местной обкомовской газетки «Шарг гапысы» («Врата Востока»), от палящих и изнуряющих солнечных лучей спасала мало. Возраст тоже давал о себе знать. Словом, разморило Петровича. Под частую, мелкую и безрезультатную плотвичную поклевку (крючок-то у трехколенки был на солидную рыбешку) стал клевать носом и старый рыбак. Раз-два и вовсе отдался во власть Морфея.
Ребятишки, плескавшиеся неподалеку, звонко смеялись и показывали пальцем на незадачливого дядю-рыбака, сидя уснувшего над своей несоразмерно с водоемом длинной удочкой.
Володя, увидев эту картину, оскорбился за соседа и направился к Петровичу, чтобы разбудить того. Он уже было подошел к заснувшему рыбаку, когда леска неожиданно резко натянулась в струну. Ну, а поскольку рыбак и во сне рыбак, Петрович, почувствовав поклевку, спросонья крепко вцепился в удилище…
В дальнейшем все произошло как в известном кинофильме «Бриллиантовая рука», когда рывок лески «слизнул» с мосточка незадачливого Гешу (актера Андрея Миронова).
…Петрович, слетев с края бассейна и рассекая воду, стал медленно уходить под оную. Ничего не понимая, детвора визжала от восторга, вызванного увиденным. Володя, оцепенев от недоумения, вышел из последнего только тогда, когда на поверхности осталась лишь соседская газетная шапочка. Прыгнув в воду, он довольно быстро отыскал в небольшом водоеме своего соседа и стал вытягивать его на поверхность.
Однако, делом это оказалось не из легких. Петрович ни в какую не хотел выпускать удочку. Володе пришлось буквально по пальцу разжимать плотно сжатые кулаки…
Уже на краю бассейна, едва отплевавшись от воды, которой он наглотался предостаточно, Петрович еще задыхающимся голосом стал материться:
— Мать вашу так, говорил же, что их было пять, а не четыре! Говорил же..!
Ничего не понимающий Володя, поначалу подумал, что у экс-подполковника от стрессов сегодняшнего дня, что называется – «тихо шифером шурша…».
Но отдышавшийся Петрович поведал историю пятидневной давности, когда он с руководством дивизии вершил тут первую фазу своей «отвальной». Тогда они ее начинали на Араксинском водохранилище. Сильная рябь, поднятая нудным ветерком, судя по всему, отбила у рыбы охоту удовлетворять расположившихся на берегу рыбаков.
Чтобы «процесс» не стоял на месте, последние отхлебывали горькую прямо из горла и закусывали зачерствевшей хлебной коркой, оставшейся после того, как мякоть батона пошла на наживку.
Закинувшие неподалеку свой традиционный бреденек погранцы, как обычно, по-братски пришли на помощь.
— Мероприятие? – деловито, с пониманием поинтересовались стражи рубежей Отечества. — Не клюет? Сегодня и не будет клева. Ветер. Но, не переживайте. Подмогнем. Штуки четыре-пять хороших «хвостов» подкинем. Достаточно будет?
«Хороший хвост» обычно имел вид гигантского сазана размером от метра до полутора. И пять штук таких рыбешек могли накормить приличную компанию.
…Закинув в «уазик» погранцовый презент, незадачливые рыбаки уже в изрядном «потеплении» направились на дивизионный бассейн. Там, чтобы «продукт» не сох и не портился, его через губу насадили на кукан и опустили в водоем, в ожидании пока подъехавший директор местного бюро путешествий и экскурсий Ровшан не затеял готовку своих фирменных рыбных блюд. Когда же он стал доставать из воды презентованных сазанчиков, привыкший всегда все считать Петрович сумел-таки углядеть, что на кукане было всего четыре рыбины.
Однако, не менее поддатые «дивизионщики», лишь посмеялись над увольнявшимся подполковником.
— Нет, все-таки министр не просто так определил возраст увольнения в запас. Если баба «в сорок пять – ягодка опять», то наш брат, видать, пенсионер пенсионером, со склерозом и прочим букетом медицинских диагнозов…
— Петрович, значит, их там и было четыре. И не ломай голову. Дай бог, нам с этими справиться.
— …Так ведь пятеро их было, – продолжал бормотать Петрович. — Сам видел, когда в уазик грузил.
Но его уже никто не слушал. Исстрадавшись по закуске, захмелевшие офицеры скучковались подле Ровшана в ожидании вкусностей…
— …Я же говорил пять сазанов было, – доказывал Петрович Володе. — Во, точно! Гляди!
Все посмотрели туда, куда показывал пальцем Петрович. По поверхности опустевшего в связи со случившимся водоема выписывал круги торчащий из воды кончик трехколенки, время от времени, исчезавший в глубине…
Изловчившись, Володя ухватился за всплывший в очередной раз у края бассейна конец удочки и стал тянуть ее на себя. Все помогали как могли, перехватывая уже саму леску. То и дело у кромки бассейна из воды выглядывал плоский бестолковый лоб огромного сазана, в котором, однако, хватало мозгов не даваться окончательно в руки людей.
Когда, казалось, уже можно было схватить рыбу за жабры, она, словно шутя, чуть вильнув хвостом, опять уходила на глубину. И так раз за разом. Пока изрезавшему руки леской Володе не надоело.
— А ну-ка, сержант, – крикнул он жующему яблоко смотрителю бассейна, наблюдавшему за происходящим со стороны, – тащите-ка сюда молоток. Да побыстрей…
Когда в очередной раз наглый сазаний лоб хвастливо выглянул из воды, он мгновенно состыковался с нехитрым гвоздезабивающим устройством, которым Володя от всей души угостил беспардонного араксинского гостя. Тот агонизирующе взбурунил воду у кромки бассейна и ушел в прощальный подводный рейд.
Через несколько секунд сазан красноречиво выставил напоказ свой желтый бок. Не без труда вытащив его из воды, Володя похлопал рыбину и, разметав ручища в измерительном порыве, охнул:
— Ё-мое, ну ты, брат, и вымахал. Больше полутора аршин. Еще чуток и с меня росточком был бы…
И с язвинкой добавил:
— Да, Петрович, а все ж-таки, ты рыбак «теперича, не то, что давеча». Бо не ты рыбешку из воды, а она тебя – в оную…
Уж одни эти слова могли стать той каплей, что переполнила бы «чашу терпения» бывшего подполковника, сидевшего на корточках рядом с Володей. А тут еще сазан, словно пытаясь доказать, что молоточком-то надо посильнее стучать, взял да и изобразил хвостом предсмертное «па», угодившее Петровичу по коленкам. Не удержавшись, последний опять плюхнулся в бассейн.
…Ранним утром следующего дня Петрович поехал в кассы желдорвокзала и взял билет на ближайший поезд.
…Там, в кругу семьи, среди самых родных людей, несмотря ни на что, он был и оставался неизменным любимым мужем и любящим отцом.
И давеча, и теперича, и … всегда…
В. Разин
