Военный пенсионер
Наш сайт посвящен истории 4-х батальонов БВОКУ 1973 и 1977 г.г. выпуска и истории Бакинского высшего общевойскового командного училища им. Верховного Совета Азербайджанской ССР. Пользователями и гостями сайта являются выпускники Бакинского ВОКУ, военнослужащие различных родов войск. Большинство выпускников училища и посетителей сайта - военные пенсионеры!
Конечно, пенсия не повод,
Чтоб бурно восторгаться ей.
Но всё же, есть весомый довод
Гордиться участью своей.
Нам ведомо, что далеко не каждый,
Из тех, кто Родине служил,
И рисковавший не однажды,
До этой пенсии дожил…
Кто лёг в Афгане, кто-то спился,
Когда разрушился «Союз»,
А есть и те, кто застрелился,
Не выдержав тот тяжкий груз.
А кто дожил, назло всем мукам,
Пусть будет счастлив и здоров,
Пусть радуется детям, внукам,
И меньше видит докторов.
Пусть дольше топчет мир наш бренный,
И бережёт пусть жизнь свою…
Я знаю, что пенсионер военный,
До гробовой доски в строю.
П.В. Аверьянов
…Позади десятки лет службы в погонах… Впереди – пенсия. Неведомая, пугающая своим своеобразием гражданская жизнь, из которой «выпал» многие годы назад. Но то были молодые годы. Ты был юн и здоров. А та стрессовая ситуация, которая сопровождала тогда смену микросоциальной среды, накатываясь, разбивалась о пока еще неприступные стены юношеской психики и физически крепкого молодого организма.
Обратный процесс, спустя более четверти века, как показывает жизнь, - дело совсем иного плана. И паспорт, полученный вместо удостоверения личности офицера, на каждом шагу «орёт» тебе о том, что большая часть жизни уже прожита. И потрепанная «беременная» медкнижка все чаще рисует маршруты в лечебно-оздоровительные учреждения.
А самое страшное – психологический надлом, который неизбежно происходит в сознании увольняемого в запас офицера при переходе из одного состояния в другое. Там, откуда ушел, ты уже никому не нужен. И весь твой десятилетиями зарабатывавшийся авторитет тает с каждым ритмом марша «Прощание славянки» - этого «дембельского гимна, которым, как правило, завершаются торжественные проводы получивших к своему последнему воинскому званию грустную приставку – «…запаса».
А там, куда уволенным предстоит окунуться, их никто не ждет. Все твои сверстники за эти четверть века либо высоко взлетели по служебной лестнице, либо просто хорошо устроились. В любом случае социальная адаптация у них давно выработала социальный иммунитет, позволяющий им ориентироваться, как рыба в воде.
А тебе, то тут, то там натыкающемуся на обидную несправедливость, так и хочется воскликнуть: «Равняйсь! Смирно! Отставить!». Но «отставлять», в конечном итоге, приходится тебе самому. Ведь всякий раз тебе пытаются перефразировать известную солдатскую поговорку на новый лад: «Это в армии вы были «полковник», а сейчас вы кто -…? Совершенно верно. Так что, «Кругом!» и «Шагом – марш!» разгружать «вагоний».
Работу, если и предлагают, то, в лучшем случае, на вторых-третьих-четвертых ролях, а не так, как привык ты – «с шашкой, на боевом коне и впереди всех». В худшем – тебе с твоим опытом и вовсе предпочтут торчащие из-под мини-юбки «растущие от ушей», лет 18 – 20 от роду. Молодым-то везде у нас дорога. А старикам везде у нас почет… То бишь, почетная грамота, из которой ни супа, ни каши не сваришь.
И вот тебя уже коварно обволакивает вязкая, изнуряющая депрессия. Ты начинаешь чахнуть и все чаще бывать на могилках родителей – скоро, мол, встретимся…
Стоп!!!Оглядись вокруг, военный пенсионер. Жизнь продолжается. Все так же по весне расцветает природа. Все так же летом припекает солнышко. Так же красиво отходит «золотым дождем» осень, и укрывает землю белым «пуховиком» зима.
Что изменится от того, что ты будешь заниматься самоедством?
Ничего!!!
Всё по-прежнему будет.
Не будет только тебя.
А чтобы такого не произошло, дорогой офицер запаса, давай-ка…
Встать!!! И вперед!!!
На дачу! На рыбалку! На любую работу! Тебе ли привыкать начинать все с нуля? Ведь ты так начинал практически при каждом назначении на новую должность. И ведь всякий раз выходил из самой сложной ситуации – ПОБЕДИТЕЛЕМ!
А значит, ты запрограммирован на победу.
Тогда стремись к ней! Команд «Кругом! и «Назад шагом – марш!» не жди. Их не будет.
Улыбайся! И смелей шагай по жизни. Ты это заслужил, дорогой! Смейся над всем, что пытается выбить тебя из колеи – посеять грусть, тоску, обиду, злобу, безнадёгу…
Ты же – ОФИЦЕР!!!
А если уж пробьет наш час, то застать он тебя должен не беспомощным в постели, а бегущим по лестнице вверх, перепрыгивающим через 2 – 3 ступени.
И не сегодня.
Не сейчас.
А только тогда, когда это предначертано судьбой.
…А, КЕМ БЫЛ ТЫ ВЧЕРА − ПРО ТО ДУМАТЬ ЗАБУДЬ
или О том, что народ, судя по всему,
не случайно сложил поговорку «ФЕДОТ, ДА НЕ ТОТ!»
Как обычно, голову с проводами особо не ломали. Сценарий был обкатан уже сотни раз. Электробритва «Харькiв», перетянутые резинкой от велосипедной камеры звенья бамбуковой удочки-трехколенки с оборудованными приспособлениями, три гвоздики, десять литров спирта-ректификата со склада ГСМ под хреново приготовленный в домофицеровском кафе тава-кебаб и складские солдатские соленые огурцы с помидорами − вот и весь набор увольнительных «прелестей», которыми ознаменовался последний день пребывания Петровича «в строю». Если, конечно, не считать выписки из приказа да Почетной грамоты, пополнивших запас макулатурных «моральных стимулов», бережно хранимых подполковником в старенькой потрепанной папочке с потемневшими засаленными тесемочками.
Из полузакрытого военного городка с видом на пограничное советско-иранское Араксинское водохранилище уезжать сразу на «Большую землю» (то бишь в Россию) Петрович не стал. Родительская развалюха в Курской области после смерти отца с матерью не первый год была заколочена по принципу «Все ушли на фронт».
А с жилплощадью современного типа в административном центре традиционно были определенные сложности – хвост очереди на нее, пожалуй, был виден из первопрестольной. Вот и решил запасник чуток расслабиться теперь уже по прежнему месту службы: порыбачить, благо мест тут для этого более чем достаточно; водочки с шашлычком покушать, которыми подобострастные коренные жители бесплатно потчевали его всякий раз чуть ли не на каждом углу; да и просто пообщаться с бывшими сослуживцами, которых, возможно, в этой жизни больше и увидеть-то не придется. Народ-то тут был из разных мест «великого и могучего», а курян в полку всего-то – он да жена. Значит, прощаться с подавляющим большинством, судя по всему, приходилось навсегда. Грусть от этого, несмотря на все служебные передряги, захлестывала вплоть до классического мосфильмовского «ну, если вы меня так любите, тогда я остаюсь». А тут еще на «отвальной» начальник домоуправления отставной майор Мирзоев взял, да и сказал: «Слушай, дарагой, куда тэбэ тэпэр спешит? Пажывы, атдахны. Успеиш ишо свой Расыя». Ну как тут не растрогаться подвыпившему наивному Петровичу.
Остался.
Наутро, посадив жену с сыном на поезд (пусть пока чуток поживут у ее родителей – рассудил он), военный пенсионер вырулил на прогулку по «местам боевой славы». Заглянул вначале в «Ракету», некое подобие ресторанчика поблизости от вокзала. Его хозяин, пузатый Аббас, частенько обращался к Петровичу с различными просьбами: то солдат дай – сарайчик построить, то машину дай – в колхоз за продуктами съездить… Петрович никогда не отказывал. Потому и был здесь всегда желанным гостем. Ел, пил, денег не давал. Точнее, Аббас сам не брал их с него:
— Абижаиш, дарагой. Щытай я тэбэ абанэмэнт давал.
Но сегодня Аббас что-то не спешил к недавнему абонированному благодетелю. Разметав свои жиры по видавшему виды списанному автомобильному сидению, воткнутому в «аппендикс» между прилавком и постоянно брызгающим во все стороны умывальником, он засаленной тряпкой, служащей ему, по-видимому, носовым платком, лицевым и банным полотенцами одновременно, то и дело обтирал пот, обильно струившийся по лицу, шее и груди толстяка.
— Аббас, дорогой, салам! – решил напомнить о себе Петрович.
Тот ответил едва заметным, словно одолжение сделал, кивком головы, но задницы от потрепанного автосидения так и не отодрал.
Еще минут через пять, не дождавшись традиционных ста грамм и порции шашлыка, Петрович рискнул еще раз намекнуть о своем присутствии:
— Аббас, дорогой! Как там насчет «абонемента»?
— Все, дарагой, нэт болшэ абанэмэнт! Кончылса!
— Как кончился? Когда кончился? Почему кончился? – по инерции «завопросил» бывший подполковник, сразу почувствовав себя «не в своей тарелке».
— Утром Михалыч захадыл, людэй давал, машын давал. Гаварыл – тэпэр он начальник, а не ты. Извини. Абанэмэнт тэпэр ему.
А немного поразмыслив, словно смягчился:
— Карашо. Сто грамм налъю. За кябаб (шашлык – авт.) платыт будэш?
Одним махом отправив к душе в объятия небрежно выплеснутую в стопарь водку, Петрович занюхал рукавом и, низко опустив голову, поспешил прочь.
«Скидай сапоги! Власть переменилась!» – Так, кажется, говорил один из героев знаменитой кинокомедии «Свадьба в Малиновке». Так и тут.
«Махну-ка я лучше на рыбалку», – вспомнив о своем любимом занятии, запасник улыбнулся пришедшей в голову мысли и запрыгнул на подножку уже отходившего автобуса единственного в городе маршрута.
На лобовом стекле старенького «ЛиАЗа» синей изолентой была пришпандорена дэвэпэшная крышка от посылочного ящика, на чистой стороне которой химическим карандашом какой-то грамотей начертал: «ВАКЗАЛ-ИНИСТУТ», что должно было обозначать «Вокзал-институт». Однако, здесь говорили именно так – непременно «вакзал» и обязательно «инистут». Писали аналогично…
… У двери квартиры дежурил сержант Егоров. С противогазом и штык-ножом – облегченный вариант посыльного.
— Ты чо, Егоров? – удивился Петрович. — С туи упал? Небось меня поджидаешь?
— Так точно, товарищ…, – сержант смешался.
— Договаривай-договаривай. Мне новое, очередное и предпоследнее воинское звание звучит как «подполковник запаса». И кому же сподобилось меня тревожить на заслуженном отдыхе?
— Майор Копылов вызывает, – еще больше смутился Егоров.
— Ах, Михалыч? – язвительно уточнил Петрович, вспоминая несъеденный шашлык. — Вызывает? Так вот, сынок. Во-первых, у майора пупок развяжется старого подполковника-пенсионера вызывать. Во-вторых, я теперь, как та стеклотара – «не кантовать!». Не положено гонца за мной-то…
— …хотя.., – на мгновение задумавшись, запасник резко изменил свое мнение, – может и стоит пойти…
«А вдруг человеку по службе что-то не ясно. Подсобить треба», – подумал Петрович и как-то уж совсем по-стариковски засеменил за Егоровым в часть.
— Петрович, ты когда ключи на стол положишь? – без предисловий рванул «с места – в карьер» майор Копылов, недавно сменивший старого подполковника на должностном посту.
— А мы что, на брудершафт с Вами пили, – болезненно отреагировал на бесцеремонную фамильярность сменщика Петрович. — Что-то не припоминаю, извините.
— Ты что, старый, уху ел, иль так опупел? – теряя терпение, стал откровенно давить майор. — Ключи от хаты – на стол! Мне семью и вещи перевозить некуда. Я не собираюсь по твоей милости с ними по общагам скитаться.
— Так ведь начальник домоуправления сказал…
— Да кто такой домоуправ? Комдив мне все бумаги подписал. А он – председатель жилищной комиссии. Врубаешься? Так что, хата была ваша – стала наша. Давай-давай, Петрович, не тяни кота за хвост.
Похватав воздух ртом от такой неожиданной борзоты, Петрович потихоньку стал приходить в себя:
— Значит так, молодой, когда на меня мундир строчили, тебя только в проект включили. Усек? Я тоже со своей семьей после двадцати восьми лет скитаний по «тму-тараканям» целину осваивать не собираюсь. Получу квартиру, сразу забуду ваши физиономии. А пока… В самом деле, чего бы тебе пока в нашем общежитии семью не пристроить. Тепло, светло, чисто, туалет, душ, буфет – чего тебе еще нужно? Я вон свою кралю сразу после свадьбы из столичной благоустроенной квартиры и вовсе в бывшую конюшню привез. При царе-батюшке там лошадям приют был, а для советских офицеров двери в стойла поставили, стены побелили – и… живи – не хочу.
— То другое время было. И не надо тут «за советскую власть агитировать». Меня тоже «не пальцем делали». Короче, дядя, когда «ключи – на блюдечке с голубой каемочкой»?
— А как только, так сразу, – резко оборвал Петрович и уже на ходу бросил: — Служи по уставу, завоюешь честь и славу!..
Выходя из части заглянул к дежурному по полку:
— Позвонить, братцы, надо.
— Валяй… – не поднимая головы, небрежно бросил прапорщик Курков.
Отметив, что привычное окончание «-те» к слову «валяй-» ушло в предание, Петрович с горечью подумал: «Мог бы и встать, попа с ручкой. Забыл, дрючок, кто тебе хату помог получить, когда жинка разродилась. Да и в школу прапоров тебя со взысканием хрен бы взяли, если бы не я…»
Но звонить было надо и Петрович, проглотив обиду, снял трубку старенького цвета детской неожиданности «однорукого бандита». Прижимая ее плечом к уху и придерживая левой рукой сам аппарат, чтобы не скакал по стойке, запасник правой ухватил «г»-образно торчавший «возбудитель» и стал остервенело вертеть его, пока в трубке не возник сонный голос связистки с полкового узла связи: «Рагу слушает».
— «Рагулечка», солнышко, мне, пожалуйста, «Ланцет».
— Кто спра-ши-ва-ет? – зевая, поинтересовалась «Рагулечка».
— Зин, то чего, узнавать перестала? Это ж я, Петрович.
— «Ланцет» – другое ведомство. Выход на него разрешен только командиру части и его замам.
«Ланцет» – позывной пограничников, которые дислоцировались тут же рядышком. Проще было на крышу вылезти, да погромче крикнуть. Но… другое ведомство. Ничего не попишешь.
Понимая, что причиной сих пояснений – все то же изменение его статусности, Петрович сменил тон на максимально просительный:
— Зинуль, лапушка, надо бы с погранцами договориться – «хвосты» за «КСП» подергать. Сама понимаешь. Плитка шоколада – с меня.
— И один сазаний хвост тоже, – уточнила размер мзды за услуги «Рагулечка»-Зинулечка. — Соединяю!
— «Ланцет»? Начальника! – потребовал Петрович. — Саня, здорово, брат. Петрович говорит. Я отвальную сыграл – слышал, небось, уже?
— Видишь ли, Петрович, насухую это дело воспринять как-то и не сподручно, сам понимаешь, – сыронизировал начальник заставы. — А вот смочимши горлышко, можно и потолковать о твоем новом качестве. Пока же ты для меня все тот же подполковник.
— Ну, и слава Богу, что так, – поспешил обрадоваться Петрович. — Ты насчет рыбалочки, Сань, подсоби. Чтобы твои хлопцы меня на нейтралку закинули, как обычно…
… Араксинское водохранилище – огромный водоем, который образовался в результате совместного советско-иранского строительства гидроэлектростанций на реке Аракс – находилось на нейтральной полосе. С одной его стороны – советская «колючка» и контрольно-следовая полоса, с другой, надо полагать, – такие же иранские атрибуты. А между ними – край непуганой рыбы. Если сазан, то с метр, а то и больше, если сом, то килограммов под сто или двести. Количество – «табунами». Лови – не хочу.
Продолжение на следующей подстранице
