P.S. к «СОРТИРОТВОРЦАМ»

        …В канун Нового 2014 года позвонил Колька, коллега по Т.Т.М. (туалетно-творческой мастерской). Ну, как водится, поздравления-пожелания и, естественно, обязательный в таких случаях небольшой экскурс в нашу курсантскую молодость – «а помнишь?». Слово за слово, вспомнили и про «сортиротворчество». Написал, говорю ему, про тот генеральский визит, когда нас чуть было не обвинили в беспробудном пьянстве. И как мы технично выскочили из-под этого необоснованного «наезда».

       - Так уж и необоснованного?! – съязвил Колька.

       - В каком смысле? – не въехал я в его намек.

       - А в таком…

       И перемежая каждую фразу своим неповторимо-индивидуальным хохотом, Колька стал рассказывать о том, что было ПОСЛЕ ТОГО, КАК…

       После его смехомонолога из закоулков далеко уже не курсантской, склеротированной памяти стали всплывать последующие эпизоды того запомнившегося дня, от которого нас отделяло теперь уже более 40 лет.

       Впрочем, попробую изложить в повествовательной форме взахлеб рассказанное Колькой в эту Новогоднюю ночь…

СОРТИРОТВОРЦЫ -2 

       …Входная дверь в туалете в очередной раз громко хлопнула (теперь уже по дверной коробке), давая тем самым понять, что высокое начальство покинуло пределы нашей «творческой мастерской».

       Чувство гордости за то, что удалось отстоять свое «жизненное пространство» в этом непростом словесном пикировании с самим начальником училища, очень скоро сменилось ощущением какой-то необъяснимой пустоты, образовавшейся после его ухода.

       Не помогли даже традиционные ежедневные приемы по «наперсточку» спиртика (как в таких случаях говорят – исключительно «для сугреву») и «сверху» бутылочка пива (так называемая – «лакировочная»).

       Мы сидели на писсуарно-унитазном оборудовании нашей творческой мастерской (ни столов, ни стульев нам сюда не выделили – «чтобы не рассиживались, а работали») и обильно закусывали спирто-пивную «инъекцию» густым табачным дымом. Чего-то явно не хватало «для полного счастья»…

       - Нет, Колька! – говорю. – Так жить нельзя. Пережить такой визит – «это же вам не верблюд на скатерть начхал»!

       - И какие будут предложения? – не сразу врубился тот.

       - А вот и будут… – моими устами вякнула «инъекция».

       …Напялив на глаза панаму, ребром ладони разбитую на манер… двух Эльбрусовых вершин, я достал из кармана чистый бланк увольнительной записки, заранее «заверенный»

училищной печатью, и «строгим» почерком заполнив его, размашисто «дорисовал» внизу загогулистый автограф ротного.

       - Ты куда собрался? – заволновался Колька. – Занятия же еще идут. Захомутают тебя охламона. А учуят «духан» – и вовсе «по торцу бетономешалкой» дадут. И… прости-прощай наша творческая мастерская. Опять занятия в поле… Не хочу-у!!!

       - Да брось ты! – отвечаю, – Сколько лет ты со мной в одной казарме «хлеб жуешь»? Я, что ни день – в «самоходах». Хоть раз попался так, чтобы верняк доказали? А с увольнительной, тем более – «я вольная птица». Жди здесь. Не пожалеешь…

       …Территория вокруг нового учебного корпуса во время занятий была что поверхность Луны – ни души. А и то ж – попробуй тут нарисуйся в сей момент. Блуждающего курсанта в часы занятий должен был пришпорить любой – сержант, взводный, ротный, преподаватель. И вполне естественные вопросы – почему не на занятиях? как фамилия? с какой роты? С последующим закономерным приводом к дежурному по училищу и не менее закономерным дисциплинарным воздействием непосредственного начальника. Но у меня на все случаи жизни были, так сказать, «домашние заготовки». Смотря в какую сторону шел, когда тебя «застукали»… Но это уже совсем другая тема.

       Выйдя из учебного корпуса, я, как и учили на тактике – оценил обстановку, принял решение и поставил себе задачу. Коль скоро вокруг ни души – лишь у БОУПа (батальона обеспечения учебного процесса) перед казармой копошился внутренний наряд – можно «наглой мордой» вырулить и через так называемое западное КПП. Никаких помех на этом маршруте не наблюдалось, а дневальный на этом контрольно-пропускном пункте, как правило, бдил в полудреме.

       Но мне не повезло – сегодня дневальный дремал чересчур бдительно.

       - Стой! Куда? – грудью перекрыл он мне «выход на волю».

       - За пивом, – отвечаю и сую ему под нос «увольнилку».

       - Куда? Куда? – мгновенно проснувшись, словно ужаленный в одно место, подскочил «хозяин свободы».

       Я спокойно повторил цель своего выхода за пределы училищной территории. И добавил, как само собой разумеющееся:

       - Краски мы пивом разводим, темный ты человек. Обстановку и карты местности наносим на стеклостенды. Слышал небось, «дневальный – неси станок строгальный»?

       - А – а, – злобно улыбаясь, протянул тот. – Так это вы те козлы, что сортир на четвертом этаже оккупировали? Это из-за вас посс-ть – поср-ть к черту на кулички бегать приходится?

       В другой обстановке за «козлов» этому «барану», конечно же, пришлось бы ответить по полной программе. Но у меня была несколько иная цель, не предполагавшая конфликта с нарядом по КПП и, тем более, с последующим возможным выходом на дежурного по училищу. Памятуя о липовой увольнительной в кармане, я попытался все обернуть в шутку:

       - Ну, вот видишь, какой ты догадливый мальчик.

       Наверное, почувствовав некоторую «слабинку» в моем поначалу предельно уверенном давлении, КППэшный «страж» перехватил инициативу и категорично «отрубил»:

       - Короче! Выпущу и впущу за пузырь пива.

       - А «захлебнешься пыль глотать» пишется с мягким знаком или без? – попытался я известной пофигистской фразой вернуть себе лидерство в этом диалоге.

       Но «баран» уже уперся и позиций своих сдавать, похоже, не собирался:

       - Я сказал!

       Тогда пришлось сдаться мне:

       - Ладно. Уговорил.

       Дневальный мгновенно исчез в полутемной «конуре», освободив мне желанный «выход на свободу».

       Дальше дело техники – автобус, дом…

       Мать, увидев, что я достаю из своего шкафа припрятанную когда-то бутылку коньяка, вполне естественно взволновалась:

       - Сынок, а надо ли это тебе сейчас, когда до выпуска остались считанные месяцы? Не дай бог, обнаружат ее у тебя – выгонят ведь из училища.

       - Мамуль, – говорю, – если до сих пор этого не произошло, то теперь уж точно не выгонят. Лучше дай, пожалуйста, что-нибудь пожевать. Я там не один – с товарищем.

       - Ну, смотри, тебе видней.

       И быстренько отварив яиц, картошки, положив в авоську еще и пару ножек жареной накануне курицы да головку репчатого лука, стала поторапливать меня на обратный путь. Напоследок еще и рубль сунула мне в карман. А увидев протест на моей физиономии, поспешила опередить меня:

       - Хлебушка по пути прихвати. Лимонадика. Мороженого…

       - Какое мороженое, мамуль?! – не удержался я. – Мне что – десять лет? Через несколько месяцев тремя десятками таких охламонов, как я, придется командовать…

       …Обратная дорога в казарменный «чертог» прошла без особых приключений. Если не считать, что разок, завидев впереди патруль, пришлось дворами «делать ноги», четко соблюдая старинный армейский завет, идущий вразрез с канонами классической геометрии – «любая кривая в обход начальства – короче прямой». Тем более, при наличии в авоське непредусмотренного уставами «содержимого».

       Моего «доброго знакомого», дневального по КПП, на месте не оказалось. Сержант, дежурный, сидевший на его месте, знал меня и был в курсе наших писсуарно-унитазных «изысканий». Просто кивнул головой – мол, давай, проходи быстрей, даже не оторвав своего «седалища» от безнадежно покосившегося, но по всем документам еще абсолютно нового стула.

       Прошмыгнув на территорию, я уже на пятьдесят процентов успокоился – теперь меня в самоволке уже не уличить. Вот только запретное содержимое авоськи – бутылочка коньяка, да прикупленная по ходу недалеко от кинотеатра бутылка пива (дань ретивому КППэшнику) могли подставить меня под «гильотину» норм уставных «табу».

       Но дорога мимо БОУПа (который всем почему-то удобней было называть – БУОП) по-прежнему пустовала.

       Я уже настроился на беспрепятственное проникновение в наш «творческий» сортир, где, наверное, затосковал мой друг Колька. Как вдруг из-за угла возник тот самый «баран» – вымогатель «пивка для рывка», с метлой и куском фанеры вместо совка в руках.

       - Э! А ну-ка стой! – кричит. – А где обещанное?

       Я был уже по эту сторону КПП, и ситуация кардинально изменилась.

       - У тебя что в левой руке? – спрашиваю.

       Он недоуменно поднял левую руку.

       - Фанера. А что?

       - А Эйфелева башня где – знаешь?

       Тот вообще смешался:

       - Ну, в Париже, допустим. А какое это имеет отношение к пиву?

       - Самое прямое, – говорю. – Потому, что ты с пивом «пролетаешь, как фанера над Парижем».

       - Да я тебя щас..! – заметался в гневе КППэшник. – Вложу…

       - Щас! – в тон ему ответил я. – Вот я сейчас точно «вложу» тебя твоему «куску» (кусками тогда довольно нелестно величали сержантов, причем, независимо от того насколько плохи или хороши они были)… Вложу, что ты «при исполнении» с меня требуешь. Так ты в своем БУОПе точно сам окажешься в… сортире.

       Дневальный, использовав весь арсенал известных ему идеоматических выражений, сочно сплюнул и растаял в КППэшном полумраке.

       … Колька встретил меня с неподдельной радостью:

       - Ну, слава богу! А то я, грешным делом, подумал, что ты уже на губе (гаупвахте) вшей «свежатинкой» потчуешь. Ну, что там «бог послал» вкусненького?

       Колька сунул нос в авоську и охнул:

       - Ни себе фига! Ну, ты даешь, Вовка! Я с отпуска коньячком не баловался. А по какому поводу пир-то?

       - Старик, ты меня шокируешь. Мы сегодня выскочили из-под такого «катка»! Не знаю, как ты, а я так близко живого генерала никогда не видел. И не отметить это событие достойно – что ли мы не пехота?!

       - Налива-а-ай! – завопил Колька, протягивая тщательно вымытые граммов по пятьдесят баночки из-под гуаши, заменявшие нам рюмочки. – Выпьем за то, что нам поверили, что мы тут не пьем.

       … Оприходовав все содержимое авоськи, мы с Колькой, как удавы, проглотившие кроликов, улеглись на деревянные обшивки чешского стекла и предались мечтаниям.

       - Вовка, а ведь мы выпустимся, и никто даже и знать не будет, благодаря кому кафедры обзавелись такими классными стендами! – с обидой вдруг сказал Колька.

       Меня словно током шибануло – а ведь Колька-то прав.

       - Надо нам с тобой увековечить себя здесь как-то.

       - Что ты предлагаешь? – иронично сощурился Колька. – Посередине сортира установить памятник – мы с тобой «на брудершафт» «оседлали» унитаз и чокаемся рюмками в виде писсуаров?

       - Ну, зачем же такие крайности? Можно и попроще.

       - Ну, например?

      Я склонился над недорисованной на стекле картой местности. Там в углу оставалось подписать два населенных пункта – Орловка и Ефремовка. Обмакнув перо «редис» в черную тушь, я внес соответствующие коррективы – Назаровка и Гурьяновка.

       - Ты чо, Вовка, уху ел, чи так сдурел? – подскочил Колька. – Завтра засекут – таких «фитилей» нам вставят. Мало не покажется.

       - Не боись, не засекут, – успокоил я сортиронапарника. – Карта-то учебная. И на ней – все вымысел. Какой хрен разница – Ефремовка там или Гурьяновка?

       - И то верно, – согласился Колян. – Александровка – есть, Харитоновка – тоже, даже Горбуновка – вон она. Нехай и Гурьяновка с Назаровкой будут.

       - Надо бы это дело взбрызнуть! – говорю Кольке и показываю глазами на пустую наполовину пивную клеть…

       … Ни в увольнение, ни в самоход мы с Колькой в этот вечер, естественно, не пошли. После очередных пивных «инъекций» внезапно проснувшаяся совесть подвигла  на ударное завершение работ. И мы до полуночи «воевали» на стеклах, чему несказанно рад был на следующий день майор Г., разгневанный поначалу пустой пивной клетью, но довольный тем, что доклад генералу о готовности очередного стенда можно будет сделать на несколько дней раньше обещанного срока.

            В. Разин.