ЧЕТЫРЕ ТАНКИСТА И… БУРДЮК ЧАЧИ
или Танки «продавали» и в советские времена,
но как и с какой целью?
История эта произошла далеко на юге, в горах, где на границе с Турцией как грибы были натыканы советские воинские части и подразделения. Здесь, в соответствии с существовавшей тогда военной доктриной, находилось одно из главных направлений возможных ударов вероятного противника на южном театре военных действий. Поэтому в учениях, которыми тут поддерживали должный уровень боеготовности и боеспособности войск, недостатка не было – РТУ, БТУ, ПТУ, ДТУ, КШУ, более того – маневры окружного масштаба следовали чуть ли не одно за другим.
Даже местное гражданское население настолько адаптировалось в обстановке непрекращающихся учебно-боевых действий, что многие частенько и с удовольствием приходили поглазеть на армейские «представления». В условиях отсутствия театров, кинотеатров, прочих учреждений для организации хоть какого-то досуга (да что там говорить, тогда, в 1960-е, в этих местах и телевизоры с радиоприемниками-то были махровой экзотикой) это «зрелище» заменяло им все вышеперечисленное.
Дивизионные танкисты оборудовали позиции неподалеку от небольшого,
почти сливающегося с окружающим рельефом горного селения. Пока «властелины
грозной техники» тыкали каменистый грунт войсковым «прибором» МСЛ-55 (малая
саперная лопатка,
Вначале, опершись на самодельную деревянную клюку, молча наблюдал за служебным «онанизмом» танкистов. А затем, как всегда бывает, когда с самого начала не ограничивают действия зевак, стал, так сказать, непосредственным участником событий.
Подошел ближе, похлопал по танковой броне:
- Да, ха-ароший машын!
Осмелев еще больше, стал давать советы:
- Таким ложком зэмля капат не палучица. Лом надо. Балшой лапат надо.
- За чем же дело стало, отец, - озорно поддержал разговор командир танка. – Давай, дуй за инвентарем. Сейчас такой окопчик сварганим – всем по отпуску дадут.
- Й-а-х! – оригинальным неповторимым движением «ввинтил» в небо указательный палец правой руки сельчанин. – Ево сматри.
- Ах, да! – Вспомнил о кавказском принципе «баш-на-баш» (это когда надо непременно что-то взамен, хотя бы ради уважения) сержант и нырнул в зев распахнутого командирского люка.
Быстро изъяв из сухпайка пару консервных банок с сосисочным фаршем да перловой кашей, танкист протянул их горцу. Тот цокнул языком, едва заметно кивнул головой и, повернувшись, заковылял к дому.
Минут через десять-пятнадцать в распоряжении солдат уже были кирко-мотыги, да ломы с лопатами, окрашенные в ярко красный цвет (явно с какого-то армейского противопожарного щита).
- О, це дило! – на «ридной мове» сказал командир танка. – А ну-ка, хлопцы, взялись. Пока другие камней на трассировку (при аргументированной невозможности по каким-либо причинам отрыть окоп в полный профиль допускалось насобирать галечника или прочих камней и ими растрассировать периметр инженерного сооружения – авт.) наковыряют, мы тут нашему «железному коню» квартирку «со всеми удобствами» обустроим. Глядишь, и впрямь «на отдых» пошлют.
… К вечеру танк торчал башней из довольно неплохого окопчика, что незамедлительно было отмечено начальством, пообещавшим ходатайствовать о поощрении экипажа.
Забирая инвентарь, селянин опять похлопал по броне и повторил:
- Ха-арошый машын. Лошадом картол (так местные жители по-своему сокращенно называли картофель – авт.) пахат трудно, долго, а машыном бистро, харашо. Твой?
- Мой, мой, - заверил сержант. – Я – командир танка.
Немного подумав, селянин наивно добавил:
- Если прадать, сколко денга стоить будет?
А надо сказать, населенные пункты, расположенные рядом с воинскими частями, влачили едва ли не нищенское существование. В хозяйстве их жителей практически все было армейским – одеяла, подушки, простыни, солдатские кружки и алюминиевая столовая утварь, бочки, ведра, инвентарь, инструмент и прочее – все выменивалось у армейцев за желанную чачу, которую селяне, словно из воздуха, гнали хорошо и много. Это ни для кого не было секретом, но и вслух об этом предпочитали не говорить. Тайной всегда оставалось лишь то, как потом все это списывалось на армейских складах и в воинских подразделениях. Словом, купить что-то у военных для местного населения было делом довольно обычным. Исключая оружие, конечно. Тогда горцы этим не «болели».
Сержант в очередной раз озорно блеснул глазами:
- А у тебя что, батя, денег много что ли?
- Нэт, много денга нэт. Чача есть, чача магу дат. Хочэш? Скажы сколка.
Командир танка, вопреки известному анекдоту, сделал умный вид и что-то стал черкать на листочке бумаги. А, почеркав, шутливо вынес приговор:
- Танк, отец, машина сложная. Поэтому больших денег стоит. Могу отдать за два бурдюка чачи. Мне все равно скоро новый дадут.
- Вах-вах, - закачал головой горец, - дува многа. Адын – дам.
- Ну, отец, тут тебе не базар, - продолжал свой розыгрыш сержант. – Я же тебе не помидоры отдаю, а танк. Разницу чувствуешь? Два бурдюка и ни капли меньше.
- Й-а-х! – опять воткнул палец в небо селянин и, развернувшись, сгреб свой инвентарь, зашагал к дому.
Посмеявшись над шуткой командира танка, экипаж потихоньку «сворачивал» свою позицию. Опыт подсказывал, что учебно-боевым действиям скоро финал.
Но тут кто-то забарабанил по броне:
- Эй, камандыр!
Сержант выглянул из своего люка и его взору предстал все тот же селянин. На плече у него был большой бурдюк.
- Камандыр, адын бурдук есть. Ишо адын пака нэту. Чэрэс дэн пырнесу.
Поняв, что шутка зашла чересчур далеко, сержант уже без улыбки попытался «развернуть оглобли на 180°»:
- Ну все отец, шутки в сторону. Я танк не продаю.
- Какой шютка, слушай! Дарагой, я – мушшина. Сказал – сдэлал. Ты сказал бурдук – на. Я сказал машын – дай. Адманыват нилизя…
Горец так искренне возмущался, так стыдил за невыполнение мужского обещания, что не оставил командиру танка никаких «путей отхода».
- Ладно, отец. Твоя взяла. Подожди минутку. – И сержант нырнул обратно в люк.
- Мужики, - сказал он экипажу, - старик нас всех вместе сразу не видел и не знает, что в танке четыре человека. Поэтому уйдем втроем. А ты …
Командир танка посмотрел на механика-водителя:
- … А ты останься. И будь постоянно на связи. Как только дадут отбой учениям, запустишь движок и ходу, присоединяйся к колонне. Мы к тебе по пути подсядем. Понял? Иначе от старика не отвяжешься.
Выбравшись наружу и закрыв люки, танкисты спрыгнули на землю.
- Ну, все, отец. Принимай, понимаешь, технику.
И, забрав принесенный бурдюк, солдаты направились за ближайший холм.
- Падайжды, дарагой. Так дэла не дэлаеца. Я свой мужеский слово дэржу. Куда тэбэ ишо адын бурдук несить?
- Не переживай, отец. Никто в твоем слове не сомневается. Сами зайдем. Заберем. Бывай.
Пожав плечами, селянин достал из-за пазухи моток веревки и, обвязав узлом танковый крюк, потянул ее к своему забору. Дело было к ночи, чем черт не шутит, когда Бог спит – а вдруг уведут «железного коня». Чем картошку пахать будет? Привязав свое ценное приобретение к корявому забору, горец с чувством распирающей его гордости (представлял, небось, как завтра завистливо будут глядеть на него соседи со своими клячами, когда он выедет в поле на бронемашине) ушел в дом. Впрочем, что к чему привязали, оказалось большим вопросом.
… К полуночи ближе поступила команда «отбой учениям» и приказ всем вернуться в расположение части. Вместе со всеми боевыми машинами ожил и «проданный» танк. «Чихнул», «закашлял» да и … был таков. А вместе с ним по направлению к части «заковылял» и привязанный забор селянина со всеми надетыми на него ведрами, банками, тряпками и прочей нехитрой утварью.
А еще несколько часов спустя, с рассветом, КПП части в буквальном смысле «атаковал» местный дядечка с большим бурдюком на плечах. Дежурному ничего не оставалось, как доложить о неожиданном визите командиру:
- Товарищ полковник! Тут какой-то гражданин на территорию прорывается. С бурдюком чачи. Говорит, что наши у него танк украли. Я ему уже битый час объясняю, что за такие слова его либо в психушку, либо в тюрьму заберут, а он все свое долдонит: «Камандыр давай».
- Ну, давай, значит – давай. Проводите его ко мне. Разберемся.
Минут через десять полковник уже выслушивал упреки горца:
- Слушай, зачэм абижаишь? Зачэм машын забирал. Я слова давал. Мне тут все знают – никада не адманывал. Вот ишо адын бурдук чача пырнес. Давай танк, бажалыста, картол капат нада. Я жи ему купыл.
- Постой, постой. Отец, я правильно понял – ты танк купил?
- Да-да!
- Кто продал узнаешь?
- Канэшна.
- У нас сейчас построение будет, подведение итогов тактических занятий. Всех в строй поставим. Так ты уж, отец, постарайся – узнай, кто тебя вчера надул.
Дальше – дело техники. Находчивых «торгашей» быстро идентифицировали. Вместо отпуска отдых им был представлен … на гарнизонной гауптвахте. А затем, по приказу командира части, четыре танкиста по воскресеньям отрабатывали бурдюк так и не выпитой чачи на огороде обиженного ими селянина. Забор восстановили, массу других дел переделали…
Заканчивая «штрафные» работы, сержант подошел к горцу:
- Извини, отец. Пошутили мы. А ты тоже хорош – где ж видел, чтоб танк вот так на каждом углу продавали? Это ж – машина для боя. Ты что ж, воевать кого-то собрался? Убивать будешь?
- Э-эх! – осуждающе покачал головой тот. – Зачэм убиват, зачэм ваяват? Джигит стрэлят нэ нада, джигит пахат нада. Пушка сними, машын давай, эсли нэ вэриш…
Сержант и не знал что сказать. Расценив молчание танкиста по-своему, селянин взял его под руку, отвел в сторону и, искренне веря в убедительность своих слов, страстно зашептал:
- Слушай, дарагой. Пушка нэ нада, машын давай. Два бурдук чача дам и адын баран…
Сержант обернулся к экипажу и, увидев улыбающиеся лица подчиненных, озорно подмигнул. На следующей неделе-то … очередные учения.
А наступать на одни и те же грабли у нас в стране никто, никогда и никому не запрещал.
Следующая подстраница "Комендант гарнизона"
