Из дневниковых записей полковника Смазилкина Василия Спиридоновича (1924-1996))

 4 мая 1942 года

Прошли праздники. 1 мая на площади имени Ленина состоялся парад войск гарнизона, потом была демонстрация тру­щихся. Войск было много. Кроме нашего училища в параде участвовали 2-е Ульяновское танковое училище, Ульяновское пехотное училище ,училище связи, военно-воздушное училище, бригада морской пехоты, 26-й учебно-танковый полк. Недели за две до 1-го мая нас выводили на тренировки, поэтому на параде мы прошли хорошо, браво. Генерал Кашуба потом похвалил все батальоны училища. Вечером 1-го и 2-го  мая ходили в увольнение. Гуляли по праздничному городу, смотрели кино ходили на Венец - бульвap да высоком обрывистом берегу. Настроение праздничное, приподнятое. Мне в праздничном приказе по Училищу за отличную учебу объявили благодарность. Написал письма домой, ребятам и девчатам в школу. 

25 июня 1942 года

Сейчас мы в лагере в Поливках. Кругом леса, рядом Волга. Живем  в палатках. Солнце, чистый воздух, зелень. Только бы купаться, загорать, бродить по лесу, отдыхать... Но мы здесь не на  отдыхе. Идет жестокая война. Черная туча грозной опасности  снова надвигается на страну. Наши успехи зимой и весной сменились полосой неудач. Большие неудачи наши войска постигли в Крыму, в районе Харькова, под Курском. На юго-западном направлении советско-германского фронта вражеские армии наступают. Настроение тревожное. Целыми днями находимся на занятиях. Водим танки, стреля­ем на полигоне из танков. Занимаемся тактикой. Пыль, жара, гимнастерки пропитались потом, покрылись солью, стали вонючими и жесткими, как брезент. Портянки тоже потные, грязные, вонючие... Хорошо бы постираться, но времени нет.

 10 июля 1942 года

Обстановка на юго-западном направлении еще более осложнилась. Немцы одержали крупные победы в районе Харькова, части Красной Армии с тяжелыми боями отходят на Кавказ, к Воронежу, в излучину Дона. Подготовка нас, курсантов, еще более усилилась. Занятия идут днем и ночью. Уже проведены с нами два ротных учения, готовимся к большим гарнизонным маневрам. В роте у нас есть измнения. Старший лейтенант Бейль получил звание «капитанан» и переведен в тактический цикл на должность преподавателя тактики. Командиром роты назначен младший лейтенант Петренко, ранее командовавший 5-м взводом. Во взводе тоже изменения. Старший сержант Смирнов за самовольную отлучку и пьянку снят с должности помкомвзвода, разжаловали   в рядовые. Вместо него на должность назначен сержант Труфанов. А командиром отделения вместо Труфанова значили... меня. Присвоили мне звание "сержант". Кто бы мог подумать? Меня-юнца и вдруг в сержанты! Ведь во взводе много   старослужащих... Но никого из них не назначили. Выбор пал  на меня. Почему? Видимо за мою отличную учебу и дисциплинированность. Никак не могу привыкнуть к своему новому положению сержанта. Команды я подаю как-то по-петушиному, голос у меня тонкий. Вид вовсе не грозный. Матом не ругаюсь, не курю, Другие старослужащие сержанты команды подают басом. Они здоровые, рослые, как бы свирепые. Иной раз этакий сержант как рявкнет,как заругается - сразу его слушаются, боятся. А у меня, наверное, ничего не выйдет... Курсанты других взводов подсмеиваются...  

15 июля 1942 года

Занятия идут полным ходом, а новый командир роты Петренко тоже поддает  жару. Обмундирование не просыхает от пота, тянем нелегкую армейскую жизнь. Но ведь мы в тылу, а каково там, на фронте? В конце лета, видимо, нас выпустят а отправят на фронт. Сержанство мое, как не странно, идет благополучно. Все и слушаются, выполняют все, что положено. Отделению  даже нравится, что я не кричу, не ругаюсь, по мелочам не придираюсь. Командир взвода, чувствую, наблюдает незаметно за моими действиями, но не вмешивается, соблюдает  тактичность, предоставляет  самостоятельность. Забот мне прибавилось. Теперь я смотрю  не только за собой, все ли у меня в порядке, а еще и за девятью курсантами. Встаю на 15 минут раньше, ложусь позже. То внешний вид надо проверить, то чистку винтовок, то портянки. Раньше сам выучил, что задали, подготовился к занятиям - получай пятерку. А сейчас помогай всему отделению, тяни в учебе всех, проверяй, заботься. Два дня назад старшина Егоров за курсанта Федина отругал меня. А вот раньше меня никто не ругал, так как все и всегда делал отлично. Теперь начинаю понимать,  как трудно командирам. Командир взвода отвечает не за 9 человек, а за 30, командир роты за 150, и чем выше ранг командира - тем больше у него забот и ответственности. А люди-то разные. Видимо, главное у командира - это ответственность за подчиненных. Но ответственность не может быть без требовательности. Если ты отвечаешь за людей,  должен с них и требовать, иначе ничего не получится, вечно будешь виноватым. Надо научиться требовать... Без крика, без ругани, спокойно, даже вежливо, но неотступно, неустанно. Помню еще в 9-м классе, когда мы изучали «Войну и мир» Л. Толстого я обратил внимание на образ старого князя Волконского. Он был строг и неизменно требователен, и все слушались его беспрекословно, без возражений, даже князь Андрей  и княжна Марья. В чем была причина такого воздействия стaporo князя? Ведь дети-то могут иногда возражать, с чем-то не соглашаться.  И Лев Толстой в авторских рассуждениях поясняет - никакой человек не добьется повиновения наказаниями, криком, жестокостями и беспощадностью. Чтобы добиться повиновения и послушания вовсе не надо быть жестоким, надо быть только требовательным и требовать  постоянно, неизменно, непреклонно. Люди привыкают к требовательности и  повинуются потом беспрекословно. Вот такой требовательности мне и надо учиться. Но это дело не простое - нужна воля, нужен  характер. Есть ли они у меня? Думаю, что есть.

 10 июля 1942 года

Пришло письмо из дома. Немцы стоят у Воронежа. Опасность нависла над всей областью. Из Эртиля  эвакуируют спиртовый, химический, сахарный заводы. Наша средняя школа занята под госпиталь. Через Эртиль проходит много воинских частей. С фронта  везут очень много раненых. Все мои товарищи-десятиклассники школу сумели окончить школу и  сразу же были взяты армию. Из Эртиля к Усмани пошли пешком. Мать с детьми на подводе выехала вместе со многими другими на восток в сторону Пензы. Отец остался в Эртиле на службе. Вот пришло время, когда война коснулась и нашего порога, опалила своим дыханием и нашу семью. Беспокоюсь за отца, мать, за семью.

3 августа 1942 года

На днях зачитали нам приказ Верховного Главнокомандующего товарища Сталина. Называется № 227 "Ни шагу назад!" Даже  вспомнить страшно, что это был за приказ. Построили весь лагерь, видим начальство хмурое, суровое, лица у всех какие-то серые. И сразу почувствовали, что-то есть недоброе. Стали  читать приказ. С первых же строк перехватило дыхание, слышим безжалостно-суровые, беспощадные слова. Неумолимо горькая правда о наших поражениях, о создавшейся смертельно опасной обстановке. Хлесткие слова упрека воинам Красной Армии, отдающим врагу советскую землю. Стояли, на солнце, но не чувствовали жары - мороз продирал по коже. Судорожно глотали слюну пересохшими ртами. Стояли придавленные, пристыженные, больно, горько было слышать такой приказ. Раньше никогда таких приказов не было. Значит, очень тяжела обстановка на фронте, велика опасность для Родины, если товарищ Сталин вынужден отдавать такой приказ. После зачитки приказа комиссар училища кратко рассказал о положении на фронте, о положении и стране. Призвал лучше учиться, в совершенстве овладевать техникой, научиться хорошо водить танк, метко стрелять из него, знать тактику. Затем выступил  начальник училища генерал Кашуба. Еще раз подчеркнув, что обстановка на фронте серьезная, очень тяжелая, заявил: «И все же духом не падать! Приказ товарища Сталина Красная выполнит. В этом нет никакого сомнения. Наше дело правое, справедливое. Соберемся, поднатужимся и победим»! И вот все эти дни находимся под впечатлением сталинского приказа. Обмениваемся в перерывах мыслями, расспрашиваем препо­давателей. Все как-то подтянулись, посерьезнели, а рота соседнего 2-го батальона выпускается досрочно. 

15 сентября 1942 года

Прошли крупные тактические учения - гарнизонные маневры. Кроме нашего училища в маневрах участвовали пехотное училище, 2-е танковое училище, училище  связи, 26-й танковый учебный полк, авиация, некоторые корабли  Волжской флотилии. Наше училище стояло в обороне. Наш курсантский батальон действовал в пешем порядке, без танков, как пехота. Сначала мы пешком совершили 40 километровый марш, затем, подучив районы обороны, начали окапываться. Не успели отрыть окопы на отделение ,как подучили новую задачу: отделение посылается в боковой дозор в деревню, 1,5 км западнее батальонного района обороны. Задачу  мне поставил начальник штаба батальона: своевременно обнаружить приближение «противника» и быстро о нем предупредить. Собрал свое отделение, объяснил задачу и мы пошли в деревню. Таим вышли на окраину, огляделись: никого и в помине нет.  Что делать? Копать окоп или расположиться за бугром/  И наблюдать без отрывки окопа? В штабе об этом ничего не сказали. Думай и решай сам, сержант... После недолгого колебания решил: окопа не копать, ведь наша задача не обороняться здесь, а наблюдать и своевременно доложить в штаб батальона о проявлении противника. И далее, чем мерзнуть ночью за бугром на голой земле всем, переночевать в крайней избе, а двум дозорным, по очереди с другими, находиться на улице, на окраине деревни и наблюдать, прислушиваться, если "противник" появится, то будить всех. Мое решение очень понравилось всем. Бочаров сказал: «А я думал, что придется снова копать окоп". «До утра вряд ли  сюда кто пожалует,- сказал Томин,- ночью хоть часа четыре удаться  отдохнуть в тепле». Распределяя периодичность  дежурства и наблюдений, установил сигналы, двух курсантов оставил за бугром, а с остальным отделением направились в крайнюю избу. Часов в пять утра застучали в окно: "Тревога!". Мы быстро  вскочили, схватили винтовки, шинели и выскочили на улицу. Трое каких-то вояк боролись с нашими двоими. Мы подскочили, разняли борющихся, а затем связали чужих. Это оказались курсанты пехотного училища - наш наступающий «противник». Действуя в разведке, они зашли в деревню и столкнулись с нашим дозором. Хотели трое взять двоих в "плен", привести «языка». Но оказались сами в "плену". Я послал курсанта Духовича  доложить в роту, а всем отделением повел "пленных" в штаб батальона. Когда мы oтошли от деревни с километр, то увидели: с юга к ней подходила пешая колонна "противника". Ушли мы во-время... За действия в боковом дозоре, за "пленных" нас похва­ли и мы присоединились к роте, ко взводу. Потом целый день наш батальон оборонялся, отходил на новые рубежи. Опять окапывались, опять оборонялись. Во вторую ночь снова копали окопы. Перед утром  тут же в окопах на голой земле подремали часа два. Не спали, а именно дремали, скорчившись в три погибели. Ночью было очень холодно. В своих ветхих шинелишках сильно продрогли... На второй день обороны «воевали», отбивались от пехоты и танков до 12 часов дня. Затем дали "отбой". Завтрак и обед был вместе. Хорошо подкрепившись, замаршировали домой в лагерь.  Отпахав километров 50, в лагерь пришли часов в 12 ночи. Устали ужасно, еле добрались до палаток. Потом был разбор учений. Для командирского состава разбop проводился в Доме Красной Армии в Ульяновске. А нам,  курсантам, разбор делал командир батальона подполковник Коробейников. Разбор многое значит.  Во время учений что мы знали? Только задачу взвода, роты, понимали в общих чертах задачу батальона. Видели же только то, что было перед нами. Что делалось справа, слева, сзади - этого мы ничего не знали. А вот когда повесили схемы, разъяснили замысел учений, действия сторон, решения командиров - тогда все стало понятней. И действия нашего взвода, роты выглядели теперь совсем в ином свете, чем нам казалось. Вот так, наверное ,и на фронте: воюет красноармеец, стреляет перед собой, а что делается справа, слева, какой перед ним противник, каковы его замыслы -толком и не понимает. Откуда ему знать? А как важно, чтобы каждый воин хорошо знал обстановку, понимал, что вокруг него происходит. Тогда его действия были бы более осмысленные, более активные. Прав был Суворов, когда требовал: каждый войн должен знать свой маневр. Делаю себе вывод на будущее: очень важно доводить задачу самого последнего красноармейца, очень важно, чтобы все знали обстановку. Учение много нам дало. Мы прочувствовали на себе, как воюют на фронте. Примерно так, как на нашем учении. У нас только не было убитых, не было крови, не было смертельной опасности, которая  неотступно висит над каждым там, на фронте. А все остальное, примерно, также. Труд и труд... работа, пот, усталость, усилия.  Днем рубашка мокрая от пота, ночью - пронизывающий до  костей холод. Поспать и поесть - как великая радость и счастье. Чтобы быть хорошим воином надо многое уметь, многое знать, быть закаленным, выносливым, терпеливым, сильным духом, сильным физически. Ни бояться ни жары и ни холода, ни дождя и грязи. Очень тяжело, трудно на учениях, но надо чаще их проводить. Именно  учения, на мой взгляд, самая лучшая подготовка к фронту. 

25 сентября 1942 года

Курсанты 7-й роты соседнего 2-го батальона уже выпустились. Ребята одели лейтенантскую форму, прицепили кубики на петлицы, ходят прощаются с товарищами, с городом, со знакомыми, Завтра  уезжают на фронт. Говорят, весь выпуск получил назначение под Сталинград. Нас тоже по плану  8-ми месячной программы, должны выпустить в ноябре-декабре. Ведь мы теперь стали "стариками".Обстановка на фронте несколько стабилизировалась. Под Воронежем, в излучине Дона, под Сталинградом немцы остановлены, продвижения не имеют. Тревожные бои идут на Кавказе. Подучил ряд писем из дома. Мать с семьей вернулась из эвакуации, все опять вместе. Вывезенное оборудование с заводов, кроме сахарного, не вернулось, и с этим оборудованием остались многие эртильцы. Все мои товарищи-одногодки – в армии.  Здесь, в училище, встретил многих земляков из Эртильского, Щученского, ,Токаревского районов. Так, встретил Николая Обухова мз Токаревки, с ним мы учились в 3-м классе. Радостная бы встреча, вспомнили Токаревку, школу, товарищей, наши иг  Сержанство мое идет нормально, и я привык, и ко мне привыкли. По моему примеру в роте назначили еще троих сержантов из молодых. Сержанты из старослужащих стали «дурить». Многие из них, оглядевшись, нашли себе знакомых женщин в городе, стали уходить в самовольные отлучки, гулять, выпивать. Это выявилось, самовольщиков разоблачили, разбирали на собраниях, наказали. Троих сержантов - разжаловали в рядовые. Так появились новые молодые сержанты. Теперь я не одинок. С требовательностью у меня, в основном получается. Но не совсем. Я требую, чтобы подчиненные выполняли все сами, без нажима, на совесть. При отдаче приказания ссылаюсь на распоряжения старших начальников: они, мол, приказали и поэтому надо выполнять. А вот, чтобы сам приказал, показал свое «Я», потребовал бы резко и неукоснительно - этого еще у меня нет и это очень трудно сделать в коллективе, где все старые товарищи, друзья ,знают тебя с чего ты начинал. Вот если бы  перевели командовать в другую роту - тогда было бы проще. А в старом коллективе существует какой-то невидимый барьер.  Перейти его очень трудно. Тем более трудно, что по возрасту сам ты моложе других. Начальники, на мо в воинском звании. Воинское звание и  у меня есть, а вот возраста и опыта еще нет. Теоретически принципы  требовательности, поведения командира мне ясны, а вот осуществить их на практике, оказывается, не так просто. И вот я мучаюсь.  Думаю. Набираю внутренние силы

Продолжение читайте на следующей подстранице "Весна 1943 года"

Предыдущая подстраница