Открывая страницу «Места нашей службы», мы хотим вспомнить дорогие нашему сердцу военные гарнизоны, войсковые части, где довелось нам служить и жить нашим семьям. Первая публикация – о военном гарнизоне «Ахалкалаки».
Военный гарнизон, далёкий или близкий,
Большой и малый, навсегда в моей душе.
Военный гарнизон, тебе поклон мой низкий,
Мы много лет с тобой не виделись уже.
Гюздек, Перикишкюль, Ленинакан, Цхинвали,
Северный Банк, Ахалкалаки и Вале,
И ещё сотни, проползли и прошагали…
Кто сосчитает вас и по какой шкале?
Военный гарнизон – катализатор службы,
Все у тебя мы были на виду,
Военный гарнизон – источник крепкой дружбы…
Жаль, что к тебе я больше не приду.
И когда плохо на душе бывает,
Когда щемит в груди и пропадает сон,
Мне сердце о тебе напоминает,
Мой старый друг – Военный Гарнизон!
К несостоявшемуся 180-летию старейшей дислокации российских войск в Грузии
От давнего времени Всероссийская империя по единоверию с грузинскими народами
служила защитой, помощью и убежищем тем народам и светлейшим владетелям
их против угнетений, коим они от соседей своих подвержены были…»
(Из «Георгиевского трактата», 24 июля 1783г.).
МЫ УХОДИМ, УХОДИМ, УХОДИМ…
Ахалкалаки – город на реке Парвана (приток р. Кура), центр исторической области на юго-западе Грузии, именуемой Джавахетия (русское название области в XIX в. – Духоборье). Около
Позже, во II веке до н.э., армянский царь Арташес Первый присоединил Джавахетию вместе с частью нынешней Аджарии к Великой Армении. После первого раздела Армении в
В XII–XIV вв. провинция являлась родовой вотчиной князей Закарянов и, то и дело, подвергалась нашествиям среднеазиатских кочевников, пока ее в
За суровые климатические условия местность прозвали «Грузинской Сибирью» (или «Кавказской Сибирью»). Сюда стали ссылать неугодных и проштрафившихся подданных Российской Империи и старообрядцев, в частности, представителей одной из наиболее гонимых православной секты – духоборов (духоборцев). В связи этим данный край в XIX в. даже носил название – Духоборье.
24 июля
Тогда, без малого 180 лет назад, русская армия, выполняя свои обязательства по Георгиевскому трактату (заключен 4 августа
…Во второй половине XX в. в Ахалкалаки стояли 147 мотострелковая дивизия Закавказского военного округа и некоторые другие отдельные подразделения. С развалом СССР дивизия была сокращена до размеров военной базы. В
А по мере приближения 180-летия старейшей дислокации российских войск на территории Грузии руководство этой независимой закавказской республики, похоже, стало забывать кому и чем обязано самим существованием грузинской нации и государственности. Бесцеремонно поправ почти двухвековую историю покровительства Россией, защитившей грузинский народ от исчезновения с этнокультурной карты региона подобно Кавказской Албании и большей части Армении, сегодня власти суверенной Грузии стремятся как можно быстрей избавиться от своих недавних защитников. Такова, видимо, сегодня плата за добро. И вывод из всего этого делать надо уже не России, а, скорее всего, новым заокеанским партнерам и защитникам Грузии. И речь тут не только о «тридцати сребрениках»…
2. Высокогорье: плюсы и минусы
Ахалкалаки… Первое, что вызывало это слово у молодых выпускников военных училищ, – невольная мелкая дрожь. Тму-Таракань. У черта на куличках. К тому, же в погранзоне, откуда не выйдешь и куда не въедешь без специально оформленных документов. Да и к тебе в гости родным и близким попасть весьма и весьма проблематично. Плюс – незаменяемый район. Если не «присветит» «загранка» или «акамедия» (как тут шутливо называли военные академии), то в этом «высокогорье» можно можно было потрубить всю оставшуюся … службу. Перспектива, прямо скажем, малопривлекательная. Тем более, если учесть еще целый «букет прелестей» отдаленного гарнизона.
Безрадостный пейзаж «субальпийских и альпийских лугов» начинается еще за несколько километров до въезда в столицу Джавахетии. Растительность исчезает с началом последнего крутого и долгого подъема из ущелья к городским окраинам. А со въездом в населенный пункт практически полностью исчезали в 1960-е – начале 1970-х и асфальтированные дороги. Железнодорожная ветка из Тбилиси тогда обрывалась еще в Ахалцихе. Аэропорта тоже не было.
Из прелестей культурной жизни – гарнизонный Дом офицеров, полтора телеканала и весь «свободный» по тем временам для советского человека радиоэфир.
Перспектив для детей военнослужащих – никакой, для жен, если они не представители трех специальностей: медик, педагог и торговый работник – тоже.
Плюс зима – 8–9 месяцев в году. Плюс нехватка кислорода в атмосфере. Плюс нехватка йода в воде…
Правда, в
Мы тряслись в раздолбанных автобусах по крутым витиеватым серпантинам горных дорог, вдыхая мощный запах «брынзы» от дружно снятых местными гражданами ботинок и находясь в твердой уверенности, что Родина нас послала сюда, чтобы мы с честью выполнили здесь свой долг перед нею.
3. С автобуса, да в … стойло
…Последний крутой подъем от русла бурной горной реки, так непохожей на ее же спокойную гладь в районе грузинской столицы, и мы – в городе. Если, конечно, так можно было назвать этот небольшой поселок городского типа. Но, статус есть статус. Автовокзал, похожий на заброшенный хоздвор со строением типа «сарай», стал конечной точкой нашего передвижения на транспорте. Во-первых, ни такси, ни какого-либо иного сколько-нибудь порядочного авто в обозримом пространстве не наблюдалось. Их просто не было в этом городе. Во-вторых, как объяснили попутчики, он и не был нужен, поскольку автомобильное сообщение отсюда до расположения штаба дивизии имело место только по объездной дороге.
— У нас ведь, как в Америке, – хвастали они, — и город – Нью-Йорк, и большой каньон есть.
Каньон и впрямь был большой, глубокий, естественным образом разделявший гражданскую часть города и военный городок. Лишь длинный мост соединял эти два массива. Но он был пешеходным. Говорят, в прежние времена на нем нередко «выясняли отношения» местная молодежь и «нестарые» люди в погонах, особенно когда последние «набирались» в городских забегаловках. Позже стали чаще садиться за общий стол и конфликты прекратились.
Вот так, взяв в руки тяжелые чемоданы и неуклюжие баулы с выданной на все случаи армейской жизни амуницией, мы и направились через весь «Нью-Йорк» и длинный мост через «большой каньон» к своему первому месту службы. «Экзотика» встречала нас уже у центральных ворот в военный городок. Их строгий комендант установил на цементе, замешанном на элитных сортах армянского коньяка, конфискованного у солдат-отпускников.
Общежитие, куда нас поселили (не сразу и без труда, надо сказать), было одноэтажным длинным бараком, что-то очень напоминавшим по старым кинофильмам. Что именно подсказала добродушная толстушка Валентина – заведующая гостиницей (так тут громко называлось это помещение):
— Так, то ж конюшня. При царе-батюшке лошадям тут приют был, а теперь вот вас, офицеров советских привечаем.
И впрямь. От центрального входа вправо и влево уходил длинный коридор, по обе стороны которого были двери, двери, двери… Не требовалось большой фантазии, чтобы понять, что без них и без позже оборудованных стен, это были бы … стойла, стойла, стойла…
О старинных корнях ахалкалакского гарнизона напоминали еще одна дооктябрьская казарма на территории танкового полка, да водонапорная башня, на которой красноречиво значилось, что «обьемъ» ее был столько-то «ведеръ».
Наша «гостиница»-конюшня, тогда, в 1973-м, полностью соответствовала доселе абстрактным строкам Военной Присяги – «стойко переносить все тяготы и лишения военной службы». Зимой, когда на дворе было за минус тридцать, температура в стойлах – «номерах» оказывалась на целых аж двадцать-двадцать пять градусов выше. Плевок, во всяком случае, до пола успевал долететь не замерзшим. Правда, растереть его сапогом уже получалось.
Ложась спать мы старались набросать друг на друга все имеющиеся запасные одеяла, шинели, бушлаты и даже случайно оказавшиеся под рукой лишние матрасы с незанятых коек. Хуже всего было тому, кто ложился последним. Из него сделать груду дышащего согревающего тряпья уже было некому.
Зато с каким удовольствием мы летели по утрам к любимому личному составу. То ли в казармах топили лучше, то ли просто народу было побольше нежели в «стойлах», но тут тепло явно ощущалось.
Метрах в десяти от нашей «конюшни» была единственная в гарнизоне баня с одним общим «кабинетом» и тремя-четырьмя одиночными. Очередь занималась с пяти утра и до ее открытия. Желающие «попариться» часа четыре, а то и больше простаивали на морозе.
Зато потом, после баньки… Гостеприимно распахивал двери «ресторан» дяди Гриши – полугрузина-полуармянина, расчетливо обосновавшегося на втором этаже банного сарайчика со своим кафе-магазинным гибридом. Народ, покидая первый этаж, широко практиковал посещение этого злачного местечка. Тем более, что хорошее свежее пиво у дяди Гриши было всегда. Да разве только пиво..?
Завсегдатаи дядигришиного трактирчика в шутку говаривали: «Здесь можно купить все – хоть атомную бомбу. Были бы деньги». Но, нет, конечно, ни оружием, ни чем иным запрещенным старик (а ему, при всей его шустрости, если верить словам общих знакомых, было за восемьдесят) не занимался. Но, что касается продуктов и напитков… Возжелай французский коньяк «Наполеон» – закажи и нате, армянский «Ахтамар» – получите. Красной икры надо – достанет, черной – нет проблем. Заплатил, подождал чуток – и деликатес у тебя на столе.
А чуть дальше, за госпиталем, старой двухэтажной постройкой раскинулся так называемый «Шанхай» – городок в городке, со своими законами и понятиями, своими лидерами и кумирами, далеко не всегда совпадавшими с портретами лучших на дивизионной аллее почета. Дома тут были без коммунальных излишеств – электричество, да газ в баллоне. Вот и все цивилизационные прелести XX века. За всем остальным – во двор.