Как часто, вселяясь в новый дом, мы любили «спустить собак» на жэковцев, кэчевцев, домоуправленцев, самих строителей. И, если честно, то бывало за что – то не так сделали, это не эдак, а кое-что и вовсе недоделали...

Но, как говорят в народе, медаль, обычно, о двух сторонах. Курьезов, как правило,  хватало с обеих...

1. От самозахвата ордерок не панацея

Художественный фильм «Девчата» с Румянцевой и Рыбниковым в главных ролях помните? Что там «облезлый» Ксан Ксаныч своей невесте говорил, ордерок показываючи? Так точно: «Вещички бы надо кой-какие занести. А то, неровен час, кто-нибудь...»

Мы смеялись над опасениями этого перезрелого жениха, может даже презирали за такое недоверие к людям. А сами...

... Витьке Полканову, моему однокашнику, квартиру в гарнизоне после училища дали практически сразу (это по нынешним меркам, конечно, когда счастливого мгновенья приходится ждать годами, десятилетиями). Несколько месяцев не в счет. Очередь-то в части, сами знаете, – «голова хвоста не видит». Но у Виктора был весомый аргумент – женат, одному ребенку в школу скоро, а второй мамин животик уже «к небу» выставил. Вот и получил ордер Полканов пораньше некоторых «старожилов» дивизии. А это, как известно, чревато. Чем? Вспомните – Ксан Ксаныч, что говорил? То-то.

Вот Виктор и поспешил определить у дверей квартиры «пост» – замкомвзвода сержанта Колопова. Так, для страховки, чтобы самозахвата, не дай Бог, не произошло. По советским-то временам последнее было... небезопасно. Ведь, если нахально заселившиеся были с детьми малыми, да еще и сделали это осенью, на зиму глядя, то их выселять, даже при наличии у другого претендента официальных документов, было нельзя. Негуманно. А через полгода проживания квартира почему-то автоматически оставалась за самозахватчиками. Ты же, законный владелец, оставался, извините, «с носом».

Учитывая то, что зима в нашем высокогорном гарнизоне приходила рано – в октябре, а провожали мы ее, как правило, лишь на майские праздники, то «набегало» без малого восемь месяцев холодного времени. Вполне достаточно, чтобы окончательно утвердиться в захваченной квартире.

Шел, как раз, октябрь.

Пока Колопов «осваивал» охрану доверенного ему объекта, Полканов поспешил, как и советовал Ксан Ксаныч, за своим взводом, для переноса имущества из гостиницы во вновь полученную квартиру.

...Первый же «рейс» наткнулся на проблему. Колопов встречал своих не на втором этаже у квартирной двери, где его оставили, а на выходе, у подъезда.

— Товарищ лейтенант, – виновато потупившись, сказал сержант, — Там какой-то чужой старлей хату занял.

— Как занял?! – возмущенно воскликнул Полканов. — А тебя я тут на хрена оставлял?

— Так я один, а их – целый взвод пришел. Вещи сразу занесли. Замок заменили. Мне – под зад коленкой... По второму заходу за шмотками ушли.

— Да я сейчас.., – ринулся было в подъезд Виктор.

Но Колопов остановил взводного:

— Лучше не надо, товарищ лейтенант. Старлей там часового с автоматом выставил. С патронами или без – не знаю. Но магазин «пристегнут». Я тут пораскинул – есть одна мыслишка. Пошли с другой стороны.

Там строители поленились убрать здоровенные козлы, с помощью которых Полканов без труда добрался до окон своей квартиры. После «несложных» «процедур» (против лома-то нет приема; да и лучше уж окно ремонтировать, чем без квартиры остаться) Виктор оказался «дома». Еще минут двадцать и нехитрый скарб лейтенанта был уже на втором этаже, точнее у входной двери, которую они и подперли, а вещи самозахватчика тем же путем перекочевали на землю, где Полканов добросовестно организовал их охрану. Есть такое понятие – офицерская честь.

«Вооруженный» часовой встретил своего командира торжественным рапортом:

— Товарищ старший лейтенант, за время моего дежурства никаких происшествий...

— Ну, и зашибись, – удовлетворенно хмыкнул тот. — Считай, хата – в кармане.

Однако, два положенных оборота ключа в замочной скважине заветного «сезам, откройся» не принесли.

— Что за черт? – все больше раздражаясь, лихорадочно совершал этакую «сексуальную» оргию над замком старлей. — Ничего не понимаю. Слышь ты, попа с ушами, никого сюда не подпускал?

— Товарищ старший лейтенант.., – не на шутку обиделся часовой.

— Понял. – Старлей попытался поддать дверь плечом.

От того, что произошло дальше, физиономия старшего лейтенанта на некоторое время стала претендовать на родственные узы с огурцом – и вытянулась, и позеленела. Из-за двери донеслось спокойное:

— Кто там!

— Кто-кто?!! – взвился самозахватчик, словно целый осиный рой в его седалищной промежности решил улей устроить. – Дед Пихто! Я – хозяин квартиры!

— Тогда я кто? – так же спокойно и уверенно раздалось за дверью.

— Ты – петух гамбургский, понтон штопаный, козел драный, ... (далее, как в том фильме, следовал известный «набор непереводимых идиоматических выражений», обошедших стороной многие словари русского языка). Я тебя сейчас – в форточку, без парашюта...

— Не имеешь права. У меня, между прочим, документик на руках. Ордерок называется. В нем черным по белому написана фамилия владельца квартиры – Полканов. А Полканов – это я.

— Ну, тогда я сейчас к прокурору гарнизона, – ухватился за последнюю соломинку старлей. — Ты там на моих вещах. А в них я оставил десять тысяч рублей, золото и бриллианты, доставшиеся по наследству от бабушки, и ...

— ...и дырку от бублика, что не доел твой дедушка, - в тон ему съязвил Полканов. — Не выйдет, старина. Не донес ты свои вещи до хаты. Бросил их под окнами. Скажи «спасибо», что я свой взвод охранять их поставил, а то бы и «дырку от бублика» не увидел, как своих ушей.

Идиоматический «смерч» пронесся от входной двери под окна квартиры и, недолго там «побушевав», стал затихать в направлении гарнизонной гостиницы, куда несостоявшийся самозахватчик с подчиненными уносил свои вещи.

Полканов, несмотря ни на что, свое право на квартиру отстоял.

Спасибо нелюбимому зрителями Ксан Ксанычу.

2. «Жаловаться будем? Или как?»

... Я долго вертел в руках этот невзрачный листок. Отпечатанный на обычной газетной бумаге, обычным шрифтом, обычной черной краской, он так не вязался с торжественностью момента – я впервые в жизни получал ордер на свою квартиру. После четырех лет жизни в казарме, а потом еще трех лет – в бывшей конюшне, которую у лошадей еще в 1920–30-е отобрали сначала – детсад, а затем себе под гостиницу офицеры этого высокогорного гарнизона, событие сегодняшнее казалось самым главным праздником. Ну, а мероприятие такого ранга, думалось, должно быть и обставлено соответствующим образом. Ордер, в частности, еще вчера представлялся этаким приветственным адресом не меньше, чем от Политбюро ЦК КПСС – на толстой мелованной бумаге с золочением и разноцветием надписей.

На самом же деле документ этот мало чем отличался от прозаического бланка увольнительной записки. Никакой «торжественностью момента» от него, на первый взгляд, и не пахло. Так – «бамажка». И не более.

Но я то знал, что это не так. Не случайно же мудрый наш народ сложил известную поговорку – «без бумажки ты – какашка, а с бумажкой – человек».

Вот таким «человеком» и хотелось себя чувствовать, принимая «бамажку» из рук начальника домоуправления Манвела Аветиковича Габриеляна.

Я напрасно оглядывался по сторонам в надежде услышать хотя бы магнитофонную запись какого-нибудь музыкального марша. Вместо него нудно «строчила» на своем штатном орудии добывания зарплаты домоуправленческая машинистка. И все равно хотелось петь.

— Ты чего, как надраенный пятак, сияешь? – хмыкнул домоуправ, выполняя до чертиков уже наскучившую процедуру. — Ах да, это же у тебя первое получение квартиры. Все ясно. Ну, тогда слушай маленький инструктаж. Во-первых, сейчас сразу дуешь туда и заносишь в хату что угодно, лишь бы было твое. Хоть сумку с нестиранным бельем. Без разницы. Это чтоб тебя никто не обставил. Во-вторых, внимательно все осматриваешь. Недостатки, недоработки, поломки – записываешь на листок. В 15.00 военные строители будут квартиры обходить. Им и вручишь записку с претензиями. И смотри – не вселяйся до тех пор, пока не устранят. Иначе скажут, что это уже твоя «работа» – тебе и вертеться. Да, и, в-третьих, не поскупись – сделай «уважение» строителям. И они избавят тебя от возможных неожиданностей и головной боли.

«В-третьих» было настолько чуждо моим взглядам и понятиям, что вся «торжественность момента» куда-то сразу подевалась. А «во-вторых» так не вязалось с «во-первых», что, пока я «летел» к новостройке, только и пытался их в уме состыковать. Но не получалось никак. Да и какие там недостатки, думалось, дом-то новый.

Святая наивность, как я ошибался насчет фактора завершенности в отечественном строительстве. Тем более, военном. Его «цветочки» начались уже со входной двери, в которой словно какой-то «рэмбо» кулаком проткнул обивочный ДВП. Наклеенная сверху картонка положения не спасала.

Дальше – больше.

Практически все окна и двери хронически не совпадали со своими лутками (лутка – простореч. название дверных и оконных коробок, авт.). Причем, если не «вписывался» низ, то верх обязательно оставлял широкий «доступ свежего воздуха». И наоборот.

Батареи водяного отопления торчали вкривь-вкось. По отношению как к полу, так и к прилегающей стене.

Розетку в коридоре словно кто специально «с мясом» вырвал из стены, а потом наспех запихнул обратно.

Краны, раковины, ванна нестройным хором капели доказывали, что вода в системе есть. Стены кухни, коридора, туалета и ванной комнаты «радовали глаз» ... темно-синим цветом. Стекло балконной двери было расколото пополам...

Листок, на котором я «коллекционировал» «прелести» полученной квартиры, закончился. За другим сходить я не успел. На входе замаячила внушительных размеров фигура строителя-старшины в сопровождении двух пигмеев-рядовых.

— Ну, что, хозяин? – громыхнул он бодренько с порога. — Жаловаться на что-то будем? Или как?

Я открыл рот, чтобы начать жаловаться, а рука, словно в режиме «автопилота», сама за меня решила – «или как», сунув листок с недостатками в карман. Мозг, взвешивая поступок последней, выдал положительную оценку. Когда я на мгновение представил, что не заселюсь еще, как минимум, недели две, да еще в условиях незастрахованности от самозахвата, слова вырвались как-то сами собой:

— Все отлично, мужики, спасибо. Вот тут, в газетке – пузырь, колбаска, хлеб. Уважение, так сказать, к ужину. Никаких претензий.

— Ну, лейтенант, ты к нам – по-доброму, и мы к тебе по-человечески, – растекся старшина и, обернувшись к мелкокалиберному «сопровождению», приказал: — А ну-ка, орлы, бегом по всем трубам. Проверить и доложить.

— Да я уже и сам проверил, – решил было я избавить строителей от лишних «телодвижений». — Если не считать, что кое-где краны немножко подтекают, то все трубы в полном порядке.

— Ну, ты даешь, лейтенант. Рентген что ли? – хохотнул старшина. — Подтекания – это так, насморк. Сам подтянешь, небось. Хуже, если наши гаврики «сюрприз» тебе где-нибудь оставили.

— Какой-такой «сюрприз»? – удивился я.

— Да зачем тебе, лейтенант, голову забивать лишней информацией? Впрочем, коль ты нас уважил, скажу, на будущее. Тебе еще не раз хату придется получать. Пригодится. Чистопогонники-то (солдаты, разг. – авт.), сам понимаешь, к вам, звезданутым (офицеры, разг. – авт.) особой любви не питают. Вот и могут в системах где-то вместо трубы кусок лома вварить. С виду все одинаково. А батареи зимой греть не будут. Из-за тебя одного в нашем холодном краю весь дом отключать вряд ли станут. Вот и прокантуешься всю зиму на электрообогревателях. Мани-мани немерено заплатишь. Ну, «сюрприз», одним словом. Да и водичка в краник через ломик вряд ли попадет. Усекаешь?

Солдатики, закончив звонкий трубный перестук, легким отрицательным движением головы дали понять старшине, что все в норме и тихонько растворились на выходе.

— Ну, лейтенант, считай тебе повезло. Бывай, – старшина жмакнул своей клешней мою хилую пятерню и, потеряв ко мне интерес, зашагал за очередным «уважением» в соседнюю квартиру.

Соседу повезло меньше. Зато старшине – больше. «Сюрпризы»-то устранялись быстро только за удвоенное «уважение».

3. «Полет над гнездом кукушки»

Это была первая за сорокалетнюю жизнь и службу прапорщика Тугушева квартира со всеми «прелестями» современной (для нас) цивилизованной жизни. Родился и вырос в глухом горном селении, служить приходилось в местах, мало чем отличавшихся от «исторической родины». А туалеты в таких районах, как известно, в большинстве своем «восточного типа». Это когда на корточках, как «птичка на дереве». Что в чистом поле, что в полковом сортире, что в собственной покосившейся деревянной кабинке в саду... Все одно.

А тут – присветило. Перевели в часть, где в 1970-е – 80-е военное жилищное строительство шло еще нормальными темпами. Вот через несколько месяцев Тугушева и осчастливили ордером на отдельную квартиру со всеми удобствами в многоэтажном доме.

Самым главным удобством все единодушно признали расположение вновь отстроенного дома – по соседству с частью. Или наоборот, какая разница. По тревоге далеко не бегать, да и в обед не нужно «зарабатывать гастрит» в казенной столовке. Лучше не придумать.

Все остальные, внутренние, удобства, поблескивавшие новенькими никелировкой и фаянсом, приводили простодушного Тугушева и его семейство в неописуемый восторг. Обходя помещения, оборудованные этим непривычным, после деревенской жизни, блеском, они причмокивали, поцокивали языком, выражая, тем самым свое удовлетворение полученным жилищем.

В атмосфере этой «первозданной» эйфории никто из них даже и не замечал многих явных недостатков квартиры, которые, как «бревно в глазу», «торчали» буквально на каждом шагу.

Дверные и оконные петли, словно их десять раз выдергивали и заново крепили на одно и то же место, болтались «как на соплях».

— Ничего, ничего, – приговаривал с малолетства мастеровой прапорщик. — Нарастим, закрепим и «ку-ку».

Так он любил приговаривать.

Электрические розетки в предназначенных для них стенных отверстиях были будто поплавок в проруби.

— Не беда, – оптимистично продолжал Тугушев. — Утопим, зацементируем и «ку-ку».

Короче, стекла разбиты – новые вставим; полы с большими щелями – переберем; обои отошли – подклеим... И «ку-ку». Ну, прямо, как у кукушки, – нет проблем.

Не смутил даже сгоревший угол гостиной, свидетельствовавший о том, что прапорщику досталась квартира, в которой во время завершения строительства жили сами строители. Бывает. Тугушев и тут быстренко определился как подмарафетить угол-погорелец.

Заглянув в туалет, прапорщик обнаружил, что экзотический для него объект – унитаз почему-то прикрыт листом дикта. Приподнял. А там ... «то, что положено» и «под самую завязку» – следы долгого пользования объектом в отсутствие воды в системе. Строители постарались. Естественно, содержимое фактически так «забетонировало» унитаз, что, как говорят в таких случаях – ни туда, ни сюда. Со всеми вытекающими. И с соответствующими, мягко говоря, запахами тоже. С неизбежной в таких случаях антисанитарией. А самое главное – невозможностью использования объекта по прямому назначению.

Все попытки пробить «сложившуюся ситуацию» палкой и залить водой к положительному результату не приблизили, а последнее, пожалуй, еще и усугубило.

Вот чем хороши прапорщики, так это своим неуемным стремлением любыми путями решить проблему. Причем правильность выбранного пути и возможные последствия зачастую не в счет. Главное – устремленность к цели.

Почесав затылок, Тугушев понял, что его мастеровые качества, приобретенные в деревне, тут, среди этой, не всегда понятной «цивилизации», подчас дают сбой. А значит – надо напрягать свои армейские способности.

Впрочем, долго думать прапорщику было и не положено, и недосуг. Пробормотав свое излюбленное «ку-ку», откопал в уголках памяти аналогичный случай, когда они в учебном центре «пробивали» широкую сливную трубу, забившуюся остатками пищи и прочим мусором. Обычный имитационный взрывпакет тогда в мгновение ока помог решить проблему, которую обычной прочисткой можно было затянуть на часы.

Быстренько сбегав в часть (благо учения недавно были и этих взрывпакетов – чуть ли не в каждой тумбочке), он вскорости появился в доме с «надеждой» на быстрое решение проблемы в руке.

Присмолив от сигареты шнур взрывпакета, Тугушев с полной уверенностью, что волна непременно должна выбить дерьмо именно туда, куда надо, положил его в унитаз.

Вспомнив же, что на одном из занятий говорили о равномерном распространении взрывной волны во все стороны, решил-таки придать ей строгую направленность: накрыл унитаз листом дикта и для полного достижения желаемого результата, встал сверху сам. Ну, ни дать, ни взять, памятник – «Верной дорогой идете, товарищи!».

Хорошо в последний момент догадался сказать супруге:

— Закрой, женщина, дверь. С той стороны.

Едва та выполнила требования своей «половины», как в туалете громко ухнуло, чуть не высадив дверь. Звук взрыва перманентно перешел в так не похожий на привычное «ку-ку» истошный вопль главного квартиросъемщика, вспомнившего вдруг военстроевских матерей и массу как известных, так и весьма экзотических вещей, с которыми можно иметь половые отношения.

Почерпнув для себя много нового в плане нетрадиционного секса, и, видимо, желая удостовериться, что муж готов к обещанному, она открыла дверь в туалет...

Прапорщик (если «это» можно было так назвать) по-прежнему стоял на листе дикта. Но под ним почему-то уже не было унитаза. На полу валялись лишь мелкие осколки последнего. И все вокруг – стены, потолок, пол, включая самого Тугушева, было покрыто слоем недавнего содержимого «водобачкового инструмента».

...Откуда было знать прапорщику, что военные строители имеют обыкновение использовать главную туалетную принадлежность не только по прямому назначению, но еще и как запасной мусоропровод. Не свое же.

Знакомство с «цивилизацией» оказалось более чем печальным, что и побудило Тугушева упросить начальника домоуправления переоборудовать туалет на «восточный» лад. Чтобы, как раньше, привычно – вприсядку. Но зато надежно.