Как часто, вселяясь в новый дом,
мы любили «спустить собак» на жэковцев, кэчевцев, домоуправленцев, самих
строителей. И, если честно, то бывало за что – то не так сделали, это не эдак,
а кое-что и вовсе недоделали...
Но, как
говорят в народе, медаль, обычно, о двух сторонах. Курьезов, как правило, хватало с обеих...
1. От самозахвата ордерок не
панацея
Художественный фильм «Девчата» с
Румянцевой и Рыбниковым в главных ролях помните? Что там «облезлый» Ксан Ксаныч
своей невесте говорил, ордерок показываючи? Так точно: «Вещички бы надо
кой-какие занести. А то, неровен час, кто-нибудь...»
Мы смеялись над опасениями этого
перезрелого жениха, может даже презирали за такое недоверие к людям. А сами...
... Витьке Полканову, моему
однокашнику, квартиру в гарнизоне после училища дали практически сразу (это по
нынешним меркам, конечно, когда счастливого мгновенья приходится ждать годами,
десятилетиями). Несколько месяцев не в счет. Очередь-то в части, сами знаете, –
«голова хвоста не видит». Но у Виктора был весомый аргумент – женат, одному
ребенку в школу скоро, а второй мамин животик уже «к небу» выставил. Вот и
получил ордер Полканов пораньше некоторых «старожилов» дивизии. А это, как
известно, чревато. Чем? Вспомните – Ксан Ксаныч, что говорил? То-то.
Вот Виктор и поспешил определить у
дверей квартиры «пост» – замкомвзвода
сержанта Колопова. Так, для страховки, чтобы самозахвата, не дай Бог, не
произошло. По советским-то временам последнее было... небезопасно. Ведь, если
нахально заселившиеся были с детьми малыми, да еще и сделали это осенью, на
зиму глядя, то их выселять, даже при наличии у другого претендента официальных
документов, было нельзя. Негуманно. А через полгода проживания квартира почему-то
автоматически оставалась за самозахватчиками. Ты же, законный владелец,
оставался, извините, «с носом».
Учитывая то, что зима в нашем
высокогорном гарнизоне приходила рано – в октябре, а провожали мы ее, как
правило, лишь на майские праздники, то «набегало» без малого восемь месяцев
холодного времени. Вполне достаточно, чтобы окончательно утвердиться в
захваченной квартире.
Шел, как раз, октябрь.
Пока Колопов «осваивал» охрану
доверенного ему объекта, Полканов поспешил, как и советовал Ксан Ксаныч, за
своим взводом, для переноса имущества из гостиницы во вновь полученную
квартиру.
...Первый же «рейс» наткнулся на
проблему. Колопов встречал своих не на втором этаже у квартирной двери, где его
оставили, а на выходе, у подъезда.
— Товарищ лейтенант, – виновато
потупившись, сказал сержант, — Там какой-то чужой старлей хату занял.
— Как занял?! – возмущенно
воскликнул Полканов. — А тебя я тут на хрена оставлял?
— Так я один, а их – целый взвод
пришел. Вещи сразу занесли. Замок заменили. Мне – под зад коленкой... По второму
заходу за шмотками ушли.
— Да я сейчас.., – ринулся было в
подъезд Виктор.
Но Колопов остановил взводного:
— Лучше не надо, товарищ
лейтенант. Старлей там часового с автоматом выставил. С патронами или без – не
знаю. Но магазин «пристегнут». Я тут пораскинул – есть одна мыслишка. Пошли с
другой стороны.
Там строители поленились убрать
здоровенные козлы, с помощью которых Полканов без труда добрался до окон своей
квартиры. После «несложных» «процедур» (против лома-то нет приема; да и лучше
уж окно ремонтировать, чем без квартиры остаться) Виктор оказался «дома». Еще минут
двадцать и нехитрый скарб лейтенанта был уже на втором этаже, точнее у входной
двери, которую они и подперли, а вещи самозахватчика тем же путем перекочевали
на землю, где Полканов добросовестно организовал их охрану. Есть такое понятие
– офицерская честь.
«Вооруженный» часовой встретил
своего командира торжественным рапортом:
— Товарищ старший лейтенант, за
время моего дежурства никаких происшествий...
— Ну, и зашибись, – удовлетворенно
хмыкнул тот. — Считай, хата – в кармане.
Однако, два положенных оборота
ключа в замочной скважине заветного «сезам, откройся» не принесли.
— Что за черт? – все больше
раздражаясь, лихорадочно совершал этакую «сексуальную» оргию над замком
старлей. — Ничего не понимаю. Слышь ты, попа с ушами, никого сюда не подпускал?
— Товарищ старший лейтенант.., –
не на шутку обиделся часовой.
— Понял. – Старлей попытался
поддать дверь плечом.
От того, что произошло дальше,
физиономия старшего лейтенанта на некоторое время стала претендовать на
родственные узы с огурцом – и вытянулась, и позеленела. Из-за двери донеслось
спокойное:
— Кто там!
— Кто-кто?!! – взвился
самозахватчик, словно целый осиный рой в его седалищной промежности решил улей
устроить. – Дед Пихто! Я – хозяин квартиры!
— Тогда я кто? – так же спокойно и
уверенно раздалось за дверью.
— Ты – петух гамбургский, понтон
штопаный, козел драный, ... (далее, как в том фильме, следовал известный «набор
непереводимых идиоматических выражений», обошедших стороной многие словари
русского языка). Я тебя сейчас – в форточку, без парашюта...
— Не имеешь права. У меня, между
прочим, документик на руках. Ордерок называется. В нем черным по белому
написана фамилия владельца квартиры – Полканов. А Полканов – это я.
— Ну, тогда я сейчас к прокурору
гарнизона, – ухватился за последнюю соломинку старлей. — Ты там на моих вещах.
А в них я оставил десять тысяч рублей, золото и бриллианты, доставшиеся по
наследству от бабушки, и ...
— ...и дырку от бублика, что не
доел твой дедушка, - в тон ему съязвил Полканов. — Не выйдет, старина. Не донес
ты свои вещи до хаты. Бросил их под окнами. Скажи «спасибо», что я свой взвод
охранять их поставил, а то бы и «дырку от бублика» не увидел, как своих ушей.
Идиоматический «смерч» пронесся от
входной двери под окна квартиры и, недолго там «побушевав», стал затихать в
направлении гарнизонной гостиницы, куда несостоявшийся самозахватчик с
подчиненными уносил свои вещи.
Полканов, несмотря ни на что, свое
право на квартиру отстоял.
Спасибо нелюбимому зрителями Ксан
Ксанычу.
2. «Жаловаться будем? Или как?»
... Я долго вертел в руках этот
невзрачный листок. Отпечатанный на обычной газетной бумаге, обычным шрифтом,
обычной черной краской, он так не вязался с торжественностью момента – я
впервые в жизни получал ордер на свою квартиру. После четырех лет жизни в
казарме, а потом еще трех лет – в бывшей конюшне, которую у лошадей еще в
1920–30-е отобрали сначала – детсад, а затем себе под гостиницу офицеры этого
высокогорного гарнизона, событие сегодняшнее казалось самым главным праздником.
Ну, а мероприятие такого ранга, думалось, должно быть и обставлено
соответствующим образом. Ордер, в частности, еще вчера представлялся этаким приветственным
адресом не меньше, чем от Политбюро ЦК КПСС – на толстой мелованной бумаге с
золочением и разноцветием надписей.
На самом же деле документ этот
мало чем отличался от прозаического бланка увольнительной записки. Никакой
«торжественностью момента» от него, на первый взгляд, и не пахло. Так – «бамажка».
И не более.
Но я то знал, что это не так. Не
случайно же мудрый наш народ сложил известную поговорку – «без бумажки ты –
какашка, а с бумажкой – человек».
Вот таким «человеком» и хотелось
себя чувствовать, принимая «бамажку» из рук начальника домоуправления Манвела
Аветиковича Габриеляна.
Я напрасно оглядывался по сторонам
в надежде услышать хотя бы магнитофонную запись какого-нибудь музыкального
марша. Вместо него нудно «строчила» на своем штатном орудии добывания зарплаты
домоуправленческая машинистка. И все равно хотелось петь.
— Ты чего, как надраенный пятак,
сияешь? – хмыкнул домоуправ, выполняя до чертиков уже наскучившую процедуру. —
Ах да, это же у тебя первое получение квартиры. Все ясно. Ну, тогда слушай
маленький инструктаж. Во-первых, сейчас сразу дуешь туда и заносишь в хату что
угодно, лишь бы было твое. Хоть сумку с нестиранным бельем. Без разницы. Это
чтоб тебя никто не обставил. Во-вторых, внимательно все осматриваешь.
Недостатки, недоработки, поломки – записываешь на листок. В 15.00 военные
строители будут квартиры обходить. Им и вручишь записку с претензиями. И смотри
– не вселяйся до тех пор, пока не устранят. Иначе скажут, что это уже твоя
«работа» – тебе и вертеться. Да, и, в-третьих, не поскупись – сделай «уважение»
строителям. И они избавят тебя от возможных неожиданностей и головной боли.
«В-третьих» было настолько чуждо
моим взглядам и понятиям, что вся «торжественность момента» куда-то сразу
подевалась. А «во-вторых» так не вязалось с «во-первых», что, пока я «летел» к
новостройке, только и пытался их в уме состыковать. Но не получалось никак. Да
и какие там недостатки, думалось, дом-то новый.
Святая наивность, как я ошибался
насчет фактора завершенности в отечественном строительстве. Тем более, военном.
Его «цветочки» начались уже со входной двери, в которой словно какой-то «рэмбо»
кулаком проткнул обивочный ДВП. Наклеенная сверху картонка положения не
спасала.
Дальше – больше.
Практически все окна и двери
хронически не совпадали со своими лутками (лутка – простореч. название дверных
и оконных коробок, авт.). Причем, если не «вписывался» низ, то верх обязательно
оставлял широкий «доступ свежего воздуха». И наоборот.
Батареи водяного отопления торчали
вкривь-вкось. По отношению как к полу, так и к прилегающей стене.
Розетку в коридоре словно кто
специально «с мясом» вырвал из стены, а потом наспех запихнул обратно.
Краны, раковины, ванна нестройным
хором капели доказывали, что вода в системе есть. Стены кухни, коридора,
туалета и ванной комнаты «радовали глаз» ... темно-синим цветом. Стекло балконной
двери было расколото пополам...
Листок, на котором я
«коллекционировал» «прелести» полученной квартиры, закончился. За другим
сходить я не успел. На входе замаячила внушительных размеров фигура
строителя-старшины в сопровождении двух пигмеев-рядовых.
— Ну, что, хозяин? – громыхнул он
бодренько с порога. — Жаловаться на что-то будем? Или как?
Я открыл рот, чтобы начать
жаловаться, а рука, словно в режиме «автопилота», сама за меня решила – «или
как», сунув листок с недостатками в карман. Мозг, взвешивая поступок последней,
выдал положительную оценку. Когда я на мгновение представил, что не заселюсь
еще, как минимум, недели две, да еще в условиях незастрахованности от
самозахвата, слова вырвались как-то сами собой:
— Все отлично, мужики, спасибо.
Вот тут, в газетке – пузырь, колбаска, хлеб. Уважение, так сказать, к ужину.
Никаких претензий.
— Ну, лейтенант, ты к нам –
по-доброму, и мы к тебе по-человечески, – растекся старшина и, обернувшись к
мелкокалиберному «сопровождению», приказал: — А ну-ка, орлы, бегом по всем
трубам. Проверить и доложить.
— Да я уже и сам проверил, – решил
было я избавить строителей от лишних «телодвижений». — Если не считать, что
кое-где краны немножко подтекают, то все трубы в полном порядке.
— Ну, ты даешь, лейтенант. Рентген
что ли? – хохотнул старшина. — Подтекания – это так, насморк. Сам подтянешь,
небось. Хуже, если наши гаврики «сюрприз» тебе где-нибудь оставили.
— Какой-такой «сюрприз»? –
удивился я.
— Да зачем тебе, лейтенант, голову
забивать лишней информацией? Впрочем, коль ты нас уважил, скажу, на будущее.
Тебе еще не раз хату придется получать. Пригодится. Чистопогонники-то (солдаты,
разг. – авт.), сам понимаешь, к вам, звезданутым (офицеры, разг. – авт.)
особой любви не питают. Вот и могут в системах где-то вместо трубы кусок лома
вварить. С виду все одинаково. А батареи зимой греть не будут. Из-за тебя
одного в нашем холодном краю весь дом отключать вряд ли станут. Вот и
прокантуешься всю зиму на электрообогревателях. Мани-мани немерено заплатишь.
Ну, «сюрприз», одним словом. Да и водичка в краник через ломик вряд ли попадет.
Усекаешь?
Солдатики, закончив звонкий
трубный перестук, легким отрицательным движением головы дали понять старшине,
что все в норме и тихонько растворились на выходе.
— Ну, лейтенант, считай тебе
повезло. Бывай, – старшина жмакнул своей клешней мою хилую пятерню и, потеряв
ко мне интерес, зашагал за очередным «уважением» в соседнюю квартиру.
Соседу повезло меньше. Зато
старшине – больше. «Сюрпризы»-то устранялись быстро только за удвоенное
«уважение».
3. «Полет над гнездом кукушки»
Это была первая за сорокалетнюю
жизнь и службу прапорщика Тугушева квартира со всеми «прелестями» современной
(для нас) цивилизованной жизни. Родился и вырос в глухом горном селении,
служить приходилось в местах, мало чем отличавшихся от «исторической родины». А
туалеты в таких районах, как известно, в большинстве своем «восточного типа».
Это когда на корточках, как «птичка на дереве». Что в чистом поле, что в
полковом сортире, что в собственной покосившейся деревянной кабинке в саду...
Все одно.
А тут – присветило. Перевели в
часть, где в 1970-е – 80-е военное жилищное строительство шло еще нормальными
темпами. Вот через несколько месяцев Тугушева и осчастливили ордером на
отдельную квартиру со всеми удобствами в многоэтажном доме.
Самым главным удобством все
единодушно признали расположение вновь отстроенного дома – по соседству с
частью. Или наоборот, какая разница. По тревоге далеко не бегать, да и в обед
не нужно «зарабатывать гастрит» в казенной столовке. Лучше не придумать.
Все остальные, внутренние,
удобства, поблескивавшие новенькими никелировкой и фаянсом, приводили
простодушного Тугушева и его семейство в неописуемый восторг. Обходя помещения,
оборудованные этим непривычным, после деревенской жизни, блеском, они
причмокивали, поцокивали языком, выражая, тем самым свое удовлетворение
полученным жилищем.
В атмосфере этой «первозданной»
эйфории никто из них даже и не замечал многих явных недостатков квартиры,
которые, как «бревно в глазу», «торчали» буквально на каждом шагу.
Дверные и оконные петли, словно их
десять раз выдергивали и заново крепили на одно и то же место, болтались «как
на соплях».
— Ничего, ничего, – приговаривал с
малолетства мастеровой прапорщик. — Нарастим, закрепим и «ку-ку».
Так он любил приговаривать.
Электрические розетки в
предназначенных для них стенных отверстиях были будто поплавок в проруби.
— Не беда, – оптимистично
продолжал Тугушев. — Утопим, зацементируем и «ку-ку».
Короче, стекла разбиты – новые
вставим; полы с большими щелями – переберем; обои отошли – подклеим... И
«ку-ку». Ну, прямо, как у кукушки, – нет проблем.
Не смутил даже сгоревший угол
гостиной, свидетельствовавший о том, что прапорщику досталась квартира, в
которой во время завершения строительства жили сами строители. Бывает. Тугушев
и тут быстренко определился как подмарафетить угол-погорелец.
Заглянув в туалет, прапорщик
обнаружил, что экзотический для него объект – унитаз почему-то прикрыт листом
дикта. Приподнял. А там ... «то, что положено» и «под самую завязку» – следы
долгого пользования объектом в отсутствие воды в системе. Строители
постарались. Естественно, содержимое фактически так «забетонировало» унитаз,
что, как говорят в таких случаях – ни туда, ни сюда. Со всеми вытекающими. И с
соответствующими, мягко говоря, запахами тоже. С неизбежной в таких случаях
антисанитарией. А самое главное – невозможностью использования объекта по
прямому назначению.
Все попытки пробить «сложившуюся
ситуацию» палкой и залить водой к положительному результату не приблизили, а
последнее, пожалуй, еще и усугубило.
Вот чем хороши прапорщики, так это
своим неуемным стремлением любыми путями решить проблему. Причем правильность
выбранного пути и возможные последствия зачастую не в счет. Главное –
устремленность к цели.
Почесав затылок, Тугушев понял,
что его мастеровые качества, приобретенные в деревне, тут, среди этой, не
всегда понятной «цивилизации», подчас дают сбой. А значит – надо напрягать свои
армейские способности.
Впрочем, долго думать прапорщику
было и не положено, и недосуг. Пробормотав свое излюбленное «ку-ку», откопал в
уголках памяти аналогичный случай, когда они в учебном центре «пробивали»
широкую сливную трубу, забившуюся остатками пищи и прочим мусором. Обычный
имитационный взрывпакет тогда в мгновение ока помог решить проблему, которую обычной
прочисткой можно было затянуть на часы.
Быстренько сбегав в часть (благо
учения недавно были и этих взрывпакетов – чуть ли не в каждой тумбочке), он
вскорости появился в доме с «надеждой» на быстрое решение проблемы в руке.
Присмолив от сигареты шнур
взрывпакета, Тугушев с полной уверенностью, что волна непременно должна выбить
дерьмо именно туда, куда надо, положил его в унитаз.
Вспомнив же, что на одном из
занятий говорили о равномерном распространении взрывной волны во все стороны,
решил-таки придать ей строгую направленность: накрыл унитаз листом дикта и для
полного достижения желаемого результата, встал сверху сам. Ну, ни дать, ни
взять, памятник – «Верной дорогой идете, товарищи!».
Хорошо в последний момент
догадался сказать супруге:
— Закрой, женщина, дверь. С той
стороны.
Едва та выполнила требования своей
«половины», как в туалете громко ухнуло, чуть не высадив дверь. Звук взрыва
перманентно перешел в так не похожий на привычное «ку-ку» истошный вопль
главного квартиросъемщика, вспомнившего вдруг военстроевских матерей и массу
как известных, так и весьма экзотических вещей, с которыми можно иметь половые
отношения.
Почерпнув для себя много нового в
плане нетрадиционного секса, и, видимо, желая удостовериться, что муж готов к
обещанному, она открыла дверь в туалет...
Прапорщик (если «это» можно было
так назвать) по-прежнему стоял на листе дикта. Но под ним почему-то уже не было
унитаза. На полу валялись лишь мелкие осколки последнего. И все вокруг – стены,
потолок, пол, включая самого Тугушева, было покрыто слоем недавнего содержимого
«водобачкового инструмента».
...Откуда было знать прапорщику,
что военные строители имеют обыкновение использовать главную туалетную
принадлежность не только по прямому назначению, но еще и как запасной
мусоропровод. Не свое же.
Знакомство с «цивилизацией»
оказалось более чем печальным, что и побудило Тугушева упросить начальника
домоуправления переоборудовать туалет на «восточный» лад. Чтобы, как раньше,
привычно – вприсядку. Но зато надежно.
Следующая подстраница "Сам напросился"