Майор Назаров Андрей Хачатурович
Многие годы мне хотелось взяться за перо, чтобы хоть как-то записать то немногое, что у меня в детских воспоминаниях сохранилось из фронтовых рассказов отца. Но, к моему великому сожалению, отец ушел из жизни в 1966-м, когда мне было всего 14-ть. А «за перо» я взялся гораздо позже. И всякий раз, осознавая свой долг перед отцом, я не знал с чего начать, то и дело откладывая его исполнение «на завтра». А получалось – «в долгий ящик».
И только сейчас решился записать все, что помню. На этот раз с твердым намерением максимально восстановить все, что сохранилось в моей памяти. Да, это будут отрывочные наброски. Да, между ними не будет порой железобетонной логической связи. Но, увы, большего я не знаю. А выдумывать что-то как-то не хочется.
…Итак, мой отец – Назарянц Андраник Хачатурович родился в городе Баку в 1915 году. Весной. Когда грозой турок стал известный армянский полководец Андраник-паша (Озанян), генерал русской армии. Вот в его честь и назвали отца – Андраник. Но преемственность имени поначалу не стала причиной преемственности рода занятий. Молодой Андраник тяготел к технике, в частности, автомобильной. И уже к 1930-му году был не последним винтиком в шоферской семье. А в 1941-м, с началом войны, пришел в военкомат, проситься на фронт. Просьбу удовлетворили, но отправили не на передовую, а в Москву на курсы переквалификации из автомобилистов в танкисты.
Последующие его рассказы были уже о Северном Кавказе. Запомнились несколько отрывков из них. Первое и самое главное. Война есть война. В одном из боев танк младшего лейтенанта Назарянца был подбит вражеским снарядом. Из объятой пламенем машины контуженным, полуобгоревшим выбрался с трудом. И, упав с брони на землю, надолго потерял сознание. Благо немецкого наступления не последовало, и его подобрали наши санитары.Сколько он пролежал в бессознательном состоянии – трудно сказать. Сильно обгорели ноги, спина. Когда же пришел в себя, первый вопрос, который ему задали медики и кадровики, был полной неожиданностью:
- Кто ты? Откуда?
Как оказалось, сгорели все его документы.
- Назарянц Андраник Хачатурович, - едва шевеля потрескавшимися губами, выговорил отец, - командир танкового взвода, … роты, воинская часть …
- Хорошо, проверим.
Спустя некоторое время, кадровик заглянул вновь:
- Ну что, как я погляжу, на поправку дело пошло. Ну, значит, «в рубашке родился». Прошел, так сказать, боевое крещение. Тем более, что и нарекли тебя несколько по-новому. Сколько ни втолковывал нашим писарям твои имя и фамилию, они все равно записали в твоих новых документах по-своему. Короче, ты теперь – Назаров Андрей Хачатурович. Как? Не против?
Радовавшийся уже тому, что вообще выжил, Андраник-Андрей махнул рукой:
- Пишите, что хотите. Главное – живой.
- Да, и это еще не все. Ты же, конечно, будешь, как и все, проситься в свою часть? Увы. Ножки ты себе подпалил неслабо. Медики в танкисты тебя не благословили.
- Да, но я же – технарь! Мне на технике надо быть!
- А кто ж тебе запрещает? Вот и будешь на технике. Выпишем тебе предписание в автороту. Та же техника, только на колесах…
Танкист Назарянц Андраник Хачатурович продолжил свое противостояние фашистской нечисти автомобилистом Назаровым Андреем Хачатуровичем. …Памятным событием стало форсирование Северского Донца.
Подразделения наших войск закрепились на одном берегу, а гитлеровцы удерживали противоположный. Была поставлена задача – незаметно переправиться на занятый фашистами берег и выбить их с занимаемых позиций, дабы обеспечить затем налаживание переправы для переброски туда техники, вооружения, боеприпасов и прочего возимого имущества. С этой целью в пехоту был временно, на период операции, переведен и личный состав из некоторых других подразделений, в том числе и из автороты. Как положено, приняли «наркомовские» и по команде перед рассветом начали форсирование реки. Как перебрался на тот берег не умевший плавать отец – до сих пор не могу понять. Говорил, пока барахтался, сам не заметил, как оказался у другого берега. А там заросли камыша. А за камышами – вражеские солдаты у костра греются: что-то едят, что-то рассказывают, хохочут, напевают. Словом, полное спокойствие. А запланированной артподготовки почему-то и не последовало: ни с рассветом, ни в течение дня, ни после. И все это время наши «по самый нос» сидели в Северском Донце. А надо сказать, время было далеко не летнее и у берегов по утрам даже образовывалась корочка льда. Но… ничего не поделаешь: назад не поплывешь, вперед – тоже под пули идти. Так и прождали около двух суток.Зато, когда артподготовка сделала свое дело, по словам отца, они бежали к берегу, что называется, «почти не касаясь воды». И с диким воплем «Ура!» буквально сдули с береговой линии и без того напуганных гитлеровцев. Гнали, говорил, гораздо дальше того рубежа, который был обозначен в боевом приказе. Оно и понятно, надо было согреться после такого вынужденного «моржевания». И как кстати были потом очередные «наркомовские»
…Очередной эпизод из северокавказской эпопеи фронтовой биографии отца – это освобождение Ростова-на-Дону и Донского края. Но тут я практически ничего не нашел в закоулках своей памяти. Зато нашел кое-что в отцовских архивах уже после его смерти. Это рассказ об одной из операций, успешно проведенной в непривычно суровую для этих мест зиму 1943-го, написанный отцом к 20-летию Великой Победы для газеты «Известия»:
«Была суровая зима 1943 года. Заняв исходную позицию на левом берегу Дона, в районе Нижнего и Верхнего Мамоня, 25-й танковый корпус перешел в наступление против 8-й итальянской армии, расположенной на правом берегу Дона. Перед 25-й отдельной ротой подвоза ГСМ и боеприпасов стояла задача бесперебойного обеспечения техники боепитанием. Командир роты ст. лейтенант Цветков и зам. по политчасти Курбатов собрали командиров взводов, поставили перед ними боевую задачу.В то время я командовал 3-м взводом.Вернувшись из штаба ночью, тут же ознакомил личный состав с полученным приказом, т.к. в 4-00 утра должны выступать.
Старшина Орлов позаботился обо всем необходимом, и на рассвете колонна из 16-ти автомашин с цистернами двинулась в путь. Во главе колонны следовал один из опытных водителей – Агеев, затем – Носков, Пузыренко, Маслов, Саяпин, Смирнов и другие. Цепей противоскольжения было всего лишь на 3 машины. Водители знают, что значат цепи по заснеженным, неезженым дорогам в метель и пургу. До Бутурлиновки доехали благополучно, а дальше начинались проселочные дороги. Ориентиром служили только телеграфные столбы или специально установленные шесты. Снежная метель усиливалась, двигаться вперед становилось все труднее, путь машинам прокладывали лопатами, а то с разгона пробивали через сугробы колею. Колонна двигалась буквально шагом. Начальник базы ГСМ удивленно встретил колонну 3-го взвода, т.к. за этот день никто не пробился к базе кроме нас. Агеев со смехом ответил, что у нас не машины, а танки-вездеходы. Через 3 часа были заправлены все емкости и мы тронулись в обратный путь. Кое-как добрались до одной деревушки, где остановились на ночлег. Метель все усиливалась. Рано утром, откопав автомашины, с трудом завели моторы и продолжали свой путь. До полудня проехали только километров шесть, и головные машины застряли в глубоком снегу. Положение казалось безвыходным. Мысль о том, что задание не будет выполнено, и возможность очутиться хорошей мишенью для вражеской авиации, подсказывали один путь – движение вперед. Колею прокладывали лопатами, затем садились в машины и двигались вперед. Каждые
Зам. командира корпуса по тылу полковник Хатимский спросил, как же мы смогли пройти, т.к. по его сведениям дороги занесены снегом, и все колонны застряли на дорогах. В помощь им направили бронетранспортеры. …На одном из участков боя создалось критическое положение – из-за отсутствия горючего и боеприпасов танки нашего корпуса вынуждены были от наступления перейти к обороне и нам срочно было приказано доставить горючее на передовую. Передохнув, на рассвете колонна продолжила свой нелегкий рейс. Все шло нормально, как вдруг стали доноситься до нас выстрелы. И стрельба становилась все интенсивней. Из-за сопки появились солдаты противника, пытаясь остановить колонну. Подав команду «полный вперед», вскинув автомат, открыл огонь по противнику. Со всех сторон уже стремились к нам группы вражеских солдат, пытаясь перерезать нам путь. Но колонна под обстрелом мчалась вперед, выжимая из моторов все, казалось, даже невозможное. Прорвавшись через окружение и проехав километров 4 – 5, остановились, т.к. надо было произвести осмотр. На последней машине тяжело ранило водителя. Оказав ему помощь и кое-как заделав пробоины 2-х цистерн, двинулись дальше. Внезапно из-за перелеска появились самолеты противника. Колонна рассыпалась. Сделав два – три круга и сбросив свой смертоносный груз, самолеты скрылись. Выбравшись из снега на проторенную дорогу, двинулись к передовой, где ждали наш груз с нетерпением. Все было доставлено в срок и без потерь. Зам. командира корпуса инженер-полковник Кривоконов поинтересовался, как же прошла автоколонна? Ведь дорога была занята противником, т.к. большая его группировка в районе села Арбузовка, окруженная нашими войсками, пыталась прорваться через кольцо наших войск, чтобы соединиться со своими главными силами. Два дня мы находились в расположении части, пока была закончена ликвидация группировки и открыта дорога.
На обратном пути, доехав до места встречи с противником, перед нашими глазами предстала ужасная картина. По-видимому, вслед за нами на передовую шли две машины с медицинскими сестрами. Их было около 50 человек. Попав в окружение, безоружные, они сопротивлялись, кто как мог, до последнего дыхания. Все они были зверски истерзаны и убиты. У всех девушек прикладами были разбиты черепа. Мы смотрели на эту страшную картину со стиснутыми зубами. Этого нельзя ни простить, ни забыть никогда. Отдав последний долг погибшим в неравном бою, мы двинулись дальше с одной мыслью – мстить врагу за все его злодеяния. И час расплаты был уже близок. Мы двигались вперед, на Запад, и ничто не могло остановить стремительного наступления нашего корпуса…
На фронтовых дорогах погиб славный шофер Агеев. Погиб немногословный Носков. И многим другим не довелось встретить долгожданный День Победы, который застал нас далеко за пределами нашей Родины. Прошло двадцать с лишним лет. И хотелось бы знать – где вы теперь, бойцы 3-го взвода? Все так же, наверное, держите баранку в своих твердых и уверенных руках на дорогах великих строек, на передовых линиях трудового фронта. И не каждый знает, что этот человек со своей скромной шоферской профессией творил чудеса на фронтовых дорогах минувшей войны. Майор запаса Назаров Андрей Хачатурович».
"Машина, на которой прошли Будапешт, Вену, Берлин, Прагу. Снимок сделан на границе Германии и Чехословакии. Оставляем позади поганую Германию."
…В дальнейшем боевой путь офицера Назарова Андрея Хачатуровича проходил через Украину, Венгрию, Чехословакию, Австрию, Польшу к логову фашистской Германии – Берлину.
К своему стыду, не имею никаких сведений об этом отрезке времени. Знаю лишь, что 2 мая 1945 года он в числе многих расписался на рейхстаге.
А потом была Чехословакия.
В одном из боев была очередная контузия. На этот раз его в бессознательном состоянии подобрала с поля боя одна сердобольная чешка, буквально за несколько дней выходившая отца.
Когда отцу стало лучше, она отвезла его в наш госпиталь, откуда он был доставлен в Берлин. Здесь и встретил День Победы. На отцовской гимнастерке тогда были: два ордена Красной звезды, орден Отечественной войны I-й степени, орден Отечественной войны II-й степени, медаль «За отвагу», несколько медалей за «взятие»-«освобождение», польская медаль «За освобождение Польши», плюс - Почетная грамота-благодарность от Верховного Главнокомандующего.
Уже после войны, в 1950-е, отца вызвали в военкомат и вручили ему «заблудившиеся где-то» майорские погоны. Но он уже полностью втянулся в гражданскую жизнь, круто пошел по любимой линии автодела, дойдя до должности директора автотранспортного цеха. И возвращаться в армию не захотел. Андраник окончательно стал Андреем.
Личный состав 140 П.А.Р.Б. в День Победы - 09.05.1945 г. Германия (отец сидит в первом ряду, седьмой справа)
Чехословакия. После ранения и контузии (слева, с перевязанной головой)
Долгие десятилетия я считал, что на этом и заканчивалась фронтовая биография моего отца, твердо зная, что фотография, где они с боевым товарищем сидят в креслах, а перед ними лежит овчарка Альфа, была сделана в Берлине 9 мая 1945 года. До тех пор, пока в 2012 году старенькая стеклянная рамка с проволочной ножкой не разбилась. На обороте выпавшей фотографии выцветшими чернилами было написано: «Тегеран»… ?!
Будучи ребенком, я как-то задал отцу по-детски наивный вопрос:
- Пап, а ты много фашистов убил?
Как будто в этом и заключался его вклад в Великую Победу.
- Не знаю, сынок, - ответил отец.
- А ты что – плохо воевал? – не унимался я.
- Да как тебе сказать? – чуть задумался отец. – Танкисты не всегда видят результаты своего поражающего воздействия. Да и в прямых боестолкновениях зачастую бывает не до того, чтобы вести подсчет поголовья уничтоженного врага. Да и не это главное.
- А что главное? – задал я очередной глупый вопрос.
- То, что мы победили!
