Герой Советского Союза полковник Магеррамов Мелик Мелик оглы
или О том, что героями, скорее всего, действительно, не рождаются
Полковник в отставке Мелик Магеррамов в 1980-е годы работал начальником отдела кадров Азербайджанского государственного университета. Невысокого росточка, крепко сбитый и с абсолютно лысой головой он чем-то походил на популярного в те времена французского киногероя – Фантомаса. В плане резкости, жесткости и решительности, возможно, он тоже чем-то напоминал последнего. Но в положительном смысле, конечно же. Чертами лица и правильно поставленной русской речью он практически не вписывался в свой национальный статус азербайджанца. Скорее, его можно было с первого раза принять за русского, давно проживавшего в Азербайджане и впитавшего в себя некоторые местные манеры общения. Однако, несмотря ни на что, вышеперечисленные качества отнюдь не отталкивали, а, скорее, напротив – импонировали. Не знаю, может, потому, что в этом, на первый взгляд, налете грубости чувствовалась мощная военная косточка незаурядного офицера, командира. Что это именно так, я убедился благодаря редакционному заданию. Точнее, с него все и началось.
— Послушай, – без предисловий «взял быка за рога» позвонивший начальник отдела, — наши тут в архивах рылись. Наткнулись на интересную информацию. Там, в ваших краях должен быть Герой Советского Союза, фамилия – Магеррамов. Во время войны ротой Героев командовал. Сам понимаешь, факт – нерядовой. Материальчик надо бы сделать. Если жив, конечно, Герой…
Поиски Магеррамова долгими не были. Советы ветеранов, к счастью, работали тогда, что называется, на совесть. Сразу же выдали всю необходимую информацию об именитом земляке. Главное – жив фронтовик. Но тут же предупредили:
— Магеррамов – личность довольно сложная. Может показаться, что грубоват. Главное – не реагировать на это, не дать понять, что недоволен его резкостью. Иначе диалога не получится. Многие журналисты покидали кабинет Магеррамова ни с чем. Не «раскрутив» его, довольствовались общими фразами и впоследствии такими же общими, бесцветными материалами…
Подсказка оказалась, как нельзя, кстати. Не зная всего того, что мне порекомендовали в Совете ветеранов, вряд ли я бы услышал то, что услышал.
— Корреспондент, опять корреспондент, – недовольно бурча, фронтовик жестом пригласил-таки меня в свой кабинет. — И, наверняка, Вам тоже подавай что-то нестандартное, о чем раньше не писала ни одна газета. Но то, что вам рассказываешь, публиковать не разрешают, а то, что вы публикуете, читать не хочется. Так ведь?
Почувствовав легкую провокацию на спор, я предпочел отмолчаться. Уселся на предложенный стул. Достал блокнот, ручку.
— Зачем? Излишне! – продолжал «тестировать» меня Магеррамов, извлекая из ящика стола пачку старых газет. — Вот Вам, как говорят журналисты, фактура. Там все есть. Там найдете ответы на все Ваши вопросы. И не надо будет терять время.
— Мелик-мюаллим, а с чего началась Ваша рота Героев? – Я старался казаться абсолютно спокойным, словно и не было этой иронии собеседника. — К Вам в подразделение специально набирали людей? Ведь такой коллективный подвиг, как Ваш – явление далеко не частое. Видимо, всему предшествовала и некая коллективная готовность к мужественному поступку?
Приставка «мюаллим» («учитель» – азерб.) означала по-восточному безграничное уважение к тому, к чьему имени она добавлялась, и, по логике вещей, должна была помочь «взять приступом» непробиваемую «стену» собеседника.
Но с Магеррамовым восточная уловка не сработала. Зато намек на спецнабор его роты задел.
— Как это «специально набирали»? Не-ет, дорогой мой. Я запрограммированных на подвиг роботов не получал. Обычные люди. С обычными человеческими качествами…
Помолчав секунд десять, фронтовик выдал вдруг и вовсе неожиданное:
— … С чего, говоришь, мои герои начинались? Да с прозаического сортира начинались. У меня-то хоть какой-то боевой опыт имелся, а они все – народ необстрелянный. Вот и обосрались, как только услышали о начале войны.
— Испугались что-ли? – удивился я услышанному.
Уж больно не хотелось верить в то, что людей, чьи имена золотыми буквами были вписаны в историю Великой Отечественной войны, могло что-то напугать в этой жизни.
— Обосрались, я сказал, – в голосе Магеррамова послышались металлические нотки – первый признак того, что человек недоволен поведением собеседника. — Испугались – само собой. А тут … «Медвежья болезнь». Знаешь, что это такое? Это когда неделю с горшка не слазишь. Очередь у очка выстраивалась. Я не смеялся над ними, только что засранцами называл. Но это так – беззлобно. Явление-то, в принципе, обычное, известное. Нормальная реакция человеческого организма на нежелательную неожиданность. Это же только вы, писатели, этакий рафинированный, идеальный образ героя рисуете – «рыцаря без страха и упрека». Без упрека – может быть, хотя тоже весьма условно. А вот без страха…
Главный университетский кадровик бросил в мою сторону уже не столь жесткий взгляд – оттаивал.
— Запомни, сынок, рыцаря без страха не бывает. Это – элементарная психология. Страх – такое же нормальное состояние человека, как и радость, горе … И он присущ любому, включая героя. Другое дело – кто и как реагирует на него, как ведет себя в стрессовой ситуации, насколько быстро адаптируется и мобилизуется.
— А как Ваши подчиненные перестраивались с мирного на военный ритм жизни? – рискуя «заработать» очередную словесную «оплеуху», решился я еще на один вопрос.
Но Магеррамов на какое-то время втянулся в беседу.
— Да вот так и перестраивались. Пару недель нас не дергали. Неделю из них я пацанам дал просраться. А потом … Тоже, кстати, немаловажный момент. Как только почувствовал, что факт привыкания налицо, сразу «окунул» роту в боевую учебу. По полной программе. Словом, та же война, только без жертв. Когда через несколько дней мы приняли первый бой, ни трусов, ни дезертиров не было. Ребята воевали как орлы.
Такой орлиной стаей и подошла рота Магеррамова к Днепру, за форсирование которого в числе первых многие из его подчиненных, включая самого ротного, и были удостоены звания Героя Советского Союза.
— Ну вот и все. Остальное в старых публикациях твои коллеги расписали «в цветах и красках». Сам прочитаешь. А теперь вопрос к тебе. Напишешь, о чем я тебе сейчас рассказал? Кстати, ты – первый, кто услышал от меня об этом. Вот и посмотрим, что у тебя из-под пера выйдет. Получится так, как я рассказывал, – заходи в любой момент. Рад буду и расскажу еще много интересного. Ну, а нет, тогда на будущее: захотите писать обо мне – читайте старые газеты.
Старые газеты я, естественно, почитал. О подвиге роты Магеррамова постарался написать своими словами, чтобы не быть уличенным в плагиате. И о предбоевом «синдроме» написал тоже – про расстроенные желудки, про очереди в сортир… Что получилось – самому давать оценку сложно. Что вышло на страницах окружной газеты…
— Короче, материал в праздничном номере вышел, – обрадовал начальник отдела во время нашего очередного «сеанса связи». — Полковой сортир твой, конечно же, выбросили. Стрессом заменили и достаточно. Умный и так все поймет. А кто не поймет, значит, ему это и не надо. В принципе, «проходняк» получился. На «доску» не повесят, но и ругать не будут. Это – главное.
К Магеррамову я больше не ездил. Газету с публикацией отправил фронтовику по почте.
Лишь раз, несколько лет спустя, мы встретились с ветераном во время съемок передачи «На страже южных рубежей», которую я вел на местном телевидении. От участия в ней Магеррамов не отказался. О «медвежьей болезни» в объектив кинокамеры не рассказывал. Но и особой активности в общении со мной не проявлял.
Я понял, мой «проходняк» занял свое место среди себе подобных в ящике стола старого фронтовика.
В. Разин
Подробнее о Герое Советского Союза Магеррамове М.М.