Два года нашим полком командовал подполковник Кириллов. Был он толковым и грамотным офицером, употреблял спиртное крайне редко, практически, только по праздникам. При напряженном ритме боевой подготовки в ГСВГ, праздники для нас были настоящей отдушиной, если, конечно, ты не попадал на этот день ответственным или дежурным. Как правило, все праздники мы отмечали в спортзале немецкого пограничного училища, которое находилось по соседству с нашим полком. Столы накрывали таким образом – один стол для наших офицеров, другой - для немцев. После третьей рюмки столы соединялись и начиналось пиршество до самого утра. Как-то на новый год Кириллов изрядно выпил. В три часа ночи он и начальник немецкого пограничного училища решили сказать заключительные тосты и удалиться. Первым говорил немец, а затем слово взял Кириллов, который в своем тосте допустил два политических ляпсуса. Первый – он назвал присутствующих немцев «дорогими немецко-фашистскими друзьями», и второй, когда он пожелал присутствующим советским офицерам и членам их семей – счастья, здоровья и процветания на «нашей родной немецкой земле».
Служили у нас в полку два лейтенанта-двухгодичника – Пидорченко и Николаев. Как-то в воскресенье они просадили в гаштете все наличные деньги. Утром в понедельник, поднявшись с больной головой, думали только об одном – где достать деньги на опохмелку. Но к этому времени практически все холостяки в финансовом положении сидели на «мели». Оба лейтенанта должны были со своими взводами идти на тактические занятия. Собрав по общежитию пустые бутылки, и набив ими две огромные сумки, они передали сумки солдатам, а сами во главе своих взводов ускоренным маршем отправились на тактическое поле, по пути озираясь по сторонам в поисках открывшегося магазина или гаштета, где можно было бы cдать бутылки, и, таким образом, наскрести денег на опохмелку. Наконец, они увидели открытый магазин, и уже было направились туда, как рядом с ними остановилась машина командира полка. Кириллов, выйдя из машины, спросил, что у них в сумках. В течение нескольких секунд в голове у лейтенантов промелькнули десятки вариантов ответов. И тут Пидорченко сообразил, что ответить командиру:
- Тут бутылки, - товарищ подполковник, сказал он. - Дело в том, что сегодня тема занятий – борьба с танками. Гранат у нас нет, вот и решили воспользоваться пустыми бутылками.-
- Товарищ Пидорченко, товарищ Николаев, - торжественно сказал командир. - За проявленную инициативу при подготовке к занятиям по борьбе с танками объявляю вам… -
Оба лейтенанта вытянулись по стойке «смирно», в ожидании слова «благодарность», но прозвучала фраза: «По трое суток ареста».
В инженерной роте нашего полка служил еще один двухгодичник лейтенант Криштопчик. Слово «офицер» к нему было явно не приемлемо.Это было какое-то «пугало огородное». Вечно в грязном мундире, с копной немытых и нестриженых волос и пышными усами, как у моржа, он даже отдаленно не походил на офицера. Более того, неудовлетворенный длиной офицерской шинели, он обрезал ее так, что она больше напоминала мини юбку, чем шинель.
Как-то на строевом смотре, генерал, который проверял наш полк, в изумлении остановился перед Криштопчиком.
- Это еще, что такое, - спросил он у командира, на что Кириллов ему ответил:
- Товарищ генерал – это ЧП ходячее. Я на него уже не обращаю внимания, и вы не обращайте. –
- Ну и ладно, - сказал генерал и пошел дальше.
После строевого смотра несколько офицеров получили взыскания за самые незначительные нарушения в форме одежды, а Криштопчик даже замечания не получил.
В те годы заместителем командира дивизии у нас был полковник Храпцов. Грамотный офицер, фронтовик, участник Парада Победы.
Как боевой офицер, он страшно не любил показухи и очковтирательство. Многие начальники заранее предупреждали о своем намерении прибыть в полк, и к их приезду, соответственно, готовились. Храпцов был не из таких. Он любил проводить внезапные проверки. Как-то раз, никому не сообщив о своем визите, он приехал в наш гарнизон. Заехал на тактическое поле, на танкодром, а затем на стрельбище. Ни на одном из вышеуказаных объектов, он не нашел ни одного солдата. Прибыв на стрельбище, он зашел в домик, где проживала стрельбищная команда и по военной связи позвонил командиру полка:
- Здравствуй Кириллов, - сказал он. -
- Ну доложи, чем полк занимается. –
- Докладываю, - бодрым голосом ответил командир. –
- Первый батальон на стрельбище отрабатывает второе и третье упражнение учебных стрельб. Второй батальон на тактическом поле отрабатывает тему «Взвод в наступлении». Водители третьего батальона на танкодроме отрабатывают шестое упражнение по вождению БТРов.
- Ну, молодцы, - сказал Храпцов, - чувствуется, что боевая подготовка у вас на должном уровне.-
- Стараемся, товарищ полковник, - бодрым голосом отрапортовал Кириллов. Немного помолчав, Храпцов сказал:
- Вот, что Кириллов, я тут проехал по тактическому полю, по танкодрому, и в данный момент нахожусь на твоем стрельбище. Ты подъезжай ко мне, расскажешь, как твои космические корабли бороздят просторы большого театра.
Кириллов побледнел. В этот момент он был похож на судака, пойманного на крючок и выброшенного на лед в период зимней рыбалки.
Лейтенант Краснов
В моей роте командиром третьего взвода был лейтенант Краснов. Его воспитывала одна мать, которая работала простой машинисткой в Генеральном штабе, и, несмотря, на простую должность, имела возможность помогать сыну по службе. Вова Краснов, уверовав в то, что карьера ему будет обеспечена, особым служебным рвением не отличался. Вдобавок ко всему он крепко подружился с «зеленым змием». Наказывать его было бесполезно. Все взыскания для него были как горох об стенку. Единственное, чем его можно было взять, так это задушевной беседой, после которой он клялся, что не возьмет больше капли в рот и всю свою энергию положит на укрепление боевой готовности Вооруженных сил.
Как-то раз Краснов, со своим другом Гоголевым решили сходить в немецкий ресторан, где проводили карнавал. У немцев было четкое разграничение. Были питейные заведения, в которые можно было заходить в чем угодно. Были заведения, в которые можно было заходить только в костюме и при галстуке. Ну, а если в ресторане проводился карнавал, то только в карнавальном костюме. Как на грех друзья одели приличные костюмы, в которых их в ресторан не пустили. Они долго соображали, что же предпринять в данной ситуации, и, наконец, их осенило. Они зашли в туалет, разделись до трусов и маек, одежду сдали в гардероб и пошли к швейцару, который стоял у входа в зал. На Гоголеве были спортивные трусы и футболка с номером. «Динамо Киев», - объявил Гоголев швейцару. «Зер гут», - сказал швейцар, пропуская Голева в зал. На Краснове были семейные трусы и майка, на которой была нарисована кружка пива и два рака. «Клуб любителей пива», - объявил Краснов. «Зер гут», - сказал швейцар, пропуская второго друга в зал.
Положительной энергии Краснову хватало на месяц – полтора, после чего наступал очередной запой, потом очередная душевная беседа, и очередная клятва, что это все в последний раз. Через три года заканчивался срок службы Краснова в ГСВГ. Я ему сказал, что если он не бросит пить и не начнет работать, то я ему напишу такую характеристику, что его и в тюрьму не примут. Но Краснову все это было «до лампочки». Он пообещал подтереть этой характеристикой соответствующее место. Я сдержал слово, и когда Краснову пришла пора заменяться в Союз, я написал ему характеристику, которую он заслужил. В Москве его уже ждала престижная должность. Но когда кадровик прочитал его характеристику, то ужаснулся. Как же с такой характеристикой он пойдет на подпись к начальству… Поэтому отправили Краснова в Воронежский горвоенкомат на год, что бы он мог заработать более положительную характеристику.
Через год в Москве его ждала очередная престижная должность, подполковничья – начальник продовольственных складов Московского военторга. И это в тот период, когда в Союзе все продукты были дефицитом. Краснову необходимо было просто явиться в указанный срок на собеседование, и дело было бы сделано. Но он опять ушел в запой и прибыл в управление кадров с опозданием на три дня. Клерк, который должен был пропихнуть Краснова, убыл в длительную командировку, а тот офицер, который за него остался, понятия не имел кто такой Краснов. Поэтому Вову пристроили пока при Московской комендатуре. В конце концов, стараниями мамы, Краснов всплыл в Управлении кадров Сухопутных войск. И это «чучело», которое само с трудом держалось на плаву, стало вершителем офицерских судеб.
Строевой смотр
Строевой смотр – это не только осмотр внешнего вида военнослужащих. На смотре проверяющий мог задать любой вопрос, и по знанию обязанностей, и о последних политических событиях в мире, и много чего другого. На смотре проверяющие любили задавать один простенький, но в то же время каверзный вопрос. Простенький, потому что спрашивали у солдата фамилию командира роты. А каверзный, потому что не все солдаты могли на него ответить. И вот, накануне очередного строевого смотра, я собрал у себя в кабинете командиров взводов, и говорю им: «Хоть всю ночь вдалбливайте своим солдатам, но чтобы к утру, они четко знали мою фамилию, имя и отчество, чтобы мне потом не пришлось краснеть на смотре перед проверяющим. Кстати, ваши фамилия, имена и отчества, чтобы они тоже знали.»
Утром прихожу в казарму. Рота уже построена. Поздоровался с личным составом, а потом подхожу к одному солдату из Средней Азии, спрашиваю: «А ну скажи, гвардеец, кто твой командир роты». Лицо солдата исказилось от нечеловеческого напряжения мысли. Чувствуется, что он подключил все свои мозговые извилины и полушария. Лоб покрылся испариной. Минуту он смотрел на меня, потом взгляд его просветлел, стал радостным. Он ткнул в меня пальцем и сказал:
- Ты мой командир роты.-
- Понятно. Ну, а как моя фамилия ты знаешь? –
- Степаныч, - радостно выкрикнул солдат.-
- Да, с тобой все понятно. Но хоть своего командира взвода ты помнишь.
А командиром взвода у него был лейтенант Попович Анатолий Николаевич. Солдат задумался, а потом сказал: «Имя – Анатолий. Отчество – Попович. А фамилий забыл».
Но на строевом смотре я получил удар не за знание солдатами моей фамилии, а за нечто другое. Проверяющий заставил одного из солдат разуться. И тут я был готов провалиться сквозь землю. Взору проверяющего предстали грязные немытые ноги этого обормота. После того, как проверяющий отошел, я сказал этому солдату:
- Ну ладно, может я плохой командир, не досмотрел, но я не думал, что мне придется еще и заставлять своих солдат мыть ноги и стричь ногти. Тебя, что дома этому не учили?
А тут еще один солдат добавил:
- Товарищ старший лейтенант, да он вообще не моется. В баню придем, а он сразу же вызывается сторожить форму, и сидит пока вся рота не помоется.
После смотра я вызвал четырех здоровых сержантов, приказал им взять мыло, одежные щетки, раздеть этого «Маугли» до гола, и под краном с холодной водой отдраить его щетками до зеркального блеска.
Что и было сделано под душераздирающие вопли нашего грязнули. Когда его привели ко мне, я даже удивился, оказывается у него была не такая уж смуглая кожа, как казалось ранее.
- Тебе понравилось сегодняшнее купание?-
- Нет!-
- Ну, так вот, запомни, - говорю я, - еще раз узнаю, что ты не мылся в бане, прикажу отвести тебя в автопарк, привязать голого к столбу и смыть твою грязь брансбойтом.
Рядовой Махмудов
На дивизионных учениях в расположение девятой роты, которой командовал старший лейтенант Турышев, прибыл с проверкой начальник политотдела дивизии полковник Сидоренко. Вероятно, для того, чтобы в глазах подчиненных казаться очень умным и грамотным, он вплетал в свои высказывания витиеватые, замысловатые выражения, смысл которых, вероятно, и сам не всегда понимал. Запомнить его выражения было практически невозможно, но одна фраза, сказанная им на разборе полковых учений, запомнилась мне на всю жизнь. Вот попытайтесь сообразить, что хотел сказать Сидоренко этой фразой: «Если посмотреть на действия вашего полка с позитивной стороны, то получается негативно и нерельефно».
Во время проверки главной задачей для Сидоренко было показать отеческую заботу о простом солдате. Подозвав к себе одного из солдат, он с особой теплотой в голосе спрашивал его: «Скажи сынок, тебя сегодня кормили?» Солдат отрицательно покачал головой. «Что, - взревел Сидоренко, - командира роты ко мне». К нему подбежал Турышев.
- Товарищ старший лейтенант, почему у вас солдат не кормленый. Это же ЧП на все Вооруженные силы. –
- Как не кормленый, - удивленно переспросил Турышев, только, что обед был, всех кормили.-
- Ну, вот же он, стоит перед нами, наш советский солдат, он, что врать будет, - с пафосом продолжал декламировать Сидоренко. И потом опять повернувшись к солдату с отеческой теплотой в голосе он сказал: - Сынок, я в присутствии твоего командира спрашиваю, тебя сегодня кормили? - солдат вновь отрицательно покачал головой.
- Ах, вот оно что, - облегченно сказал Турышев. –
- Товарищ полковник, да с ним не так разговаривать надо. - Турышев взял котелок и ложку. Вначале он ткнул пальцем в котелок, потом ткнул пальцем в сторону солдата, а затем с помощью ложки изобразил прием пищи. До Махмудова, наконец, дошло, что у него спрашивают, и он радостно закивал головой.
- Сколько, - спросил Турышев. - Махмудов показал два пальца.
- Ну вот, сказал Турышев. - Он два котелка съел, а вы говорите солдат не кормленый. - Немного смутившись, Сидоренко пробормотал, что в этой роте все равно нет порядка, сел в машину и уехал.
Анекдот и жизнь
Вероятно, всем понятно, что анекдоты в основном берутся из реальной жизни. Что же касается армейских анекдотов, то у меня такое впечатление, что в них отсутствует даже доля фантазии, настолько они реальны и правдоподобны. Я расскажу два анекдота и два случая из реальной жизни, которые могли бы послужить первоисточником, основой для создания этих анекдотов. На строевом смотре генерал спрашивает у солдата:
- Ну-ка скажи, гвардеец, кто взял Бастилию.
Солдат побледнел, а потом говорит:
- Я не брал. - Генерал засмеялся, повернулся к замполиту полка и говорит:
- Замполит, разберись.
Вечером к генералу приходит весь взъерошенный замполит и говорит:
- Товарищ генерал, я разобрался, он не брал.
А теперь случай из жизни. Как-то раз нас вызвали на совещание. В перерыве мы собрались в курилке и начали рассказывать анекдоты. Кто-то рассказал этот анекдот про Бастилию. И вот иду я по двору под впечатлением этого анекдота, а навстречу майор. Я ему говорю: "Петро, тут вот мы только, что разбирались и уточняли – кто же взял Бастилию, и пришли к выводу, что это ты ее взял. – Майор отшатнулся от меня, выпучил глаза и сказал: «Я такими вещами не занимаюсь».
